Сентябрь

Несколько десятков боеголовок. Радиация чуть поменьше, чем во время чернобыльской ката­строфы. Но пыли, вздымаемой в ходе взрывов, поднявшейся до самой стратосферы, хватило; это она ограничила поступление солнечной энергии на несколько месяцев. Остановился тепловой насос Гольфстрима. И в первую же зиму мрака и холода погибло три четвертых всего населения планеты: от голода, от холода и в братоубийственных сражениях.

Самогон жег горло. Вылинявший котяра вертикально задрал заднюю лапу и вылизывал соб­ственный зад. Ему было по барабану из-за того, что является несомненным мутантом. Кудряш слу­шал, задумчиво обкусывая крысиную лапку.

Он слушал о временах, когда еще доходили сообщения о краткосрочной мировой войне. Когда можно было увидеть снимки с ʺшоссе смертиʺ под Багдадом, где история повторилась, где иракские Су-25 расстреливали отступавшие американские колонны, удирающие от бронированных отрядов израильских ʺмеркавʺ и саудовских ʺлеклерковʺ. Когда еще показывали мексиканских танки­стов, позирующих для селфи в развалинах Аламо[29]. Подписание африканского трактата, устанавли­вающего раздел влияний между Францией, Великобританией и Германией. Замуровка крае­угольного камня заводов ʺНокияʺ в Алис-Спрингз[30].

Снег за окном делался гуще, на фоне серого неба кружили черные хлопья. Для июня — самое нормальное дело.

Короткая мировая война. Непонятно, то ли называть ее третьей, то ли третьей с половиной. Потому что третья, в принципе, тлела уже несколько лет, была ползучей, время от времени расцве­тавшей атомным грибком.

Война, которая — как оно обычно и бывает — началась где-то на периферии, в местах, нико­му не нужных, ничего не значащих, вспомним хотя бы Сараево, где застрелили какого-то аристократи­чески рожденного придурка. Или еще — Гливице[31]…

Война, в которой весьма быстро оказалось, что вовсе не нужно выстреливать всего арсенала, чтобы результаты сделались неотвратимыми. Достаточно просто выбрать неподходящий момент, чтобы ускорить неизбежное. Война, в которой никто не выиграл. Ни русские, которые оперлись на Карпаты, получая никому не нужную, давным-давно списанную в убытки территорию, не стоящую кро­ви. Ни американцы, которые эту территорию защищали мизерными силами во имя каких-то непонят­ных принципов, поскольку смысла все это не имело никакого.

Не выиграли и китайцы, у которых — наконец — появился повод запустить свои ракеты, по­нятное дело, ради защиты мира во всем мире. Полтора десятка из них даже долетело до Штатов. До Китая — несколько сотен, после чего австралийцы смогли вздохнуть с облегчением и отозвать подразделения, стерегущие их северные рубежи.

Никто не выиграл. И все выиграли, невольно разрешая проблему перенаселения. Совершен­но неожиданно, в мире, где ледник с каждым годом занимал все больше пригодных для проживания территорий, стремительно сокращающееся место перестало быть неотложной проблемой.

Темные хлопья на фоне все более сереющего неба. Ядерная зима. Взрывающиеся над Остру­вью снаряды гаубиц дальнего радиуса действия МСТА; те самые взрывы, которые станут причиной того, что название ʺОструвьʺ станут перечислять сразу же после Сараева и Гданьска[32]. Вспышки взрывов, после регистрации которых и были нажаты кнопки. Ядерная зима и естественный ледник. Еще один оборот колеса истории, измеряемый геологическими периодами.

Фродо замолчал. Он не знал, о чем еще говорить, что еще осталось из того, что следовало сказать. Ведь это же неважно, во всяком случае — для них здесь, обреченных на вымирание, и дей­ствительно уже мертвых, как сказал Кудряш. Мертвых с момента американского контрнаступления, когда генералу Миэйду, главнокомандующему польского фронта, пришла в голову мечта устроить вторые Арденны. Совершенно бессмысленно, это не имело никакого стратегического значения; вся территория, через которые напирали русские, чтобы опереться на Карпатах, и так никому не была нужна. Миэйд не мог рассчитывать на подмогу, его армия должна была только притормаживать рус­ских, чтобы снять нагрузку с тех, что сражались в Заливе и на мексиканской границе.

- Короче, просрали все дело… - буркнул он.

Кудряш отложил обгрызенную до кости ножку, кивнул, соглашаясь.

- Ну да, просрали, - согласился он.

Контрабандист знал, о ком говорит Фродо.

- Второй народ идиотов, - прибавил. - Сразу же после нас…

Низушок усмехнулся, оскалив зубы в ироничной гримасе.

Он уже был совершенно пьян.

- Мы? - икнул. - Да мы даже не знали, а что творится… Вступили по колени в дерьмо, не зная, что для нас готовится… А они ведь знали…

Он покачал головой, протянул руку за стаканом. Скривился, видя, что тот пуст. Подсунул его Кудряшу.

- Ну, что такое? - недовольно буркнул коротышка, видя, что контрабандист не подливает. - Что случилось?

- Тебе нужно возвращаться.

Кудряш внимательно глянул на Фродо. Как обычно, спиртное на него не действовало. Как раньше.

- Я не возвращаюсь, - покрутил головой низушок в пьяном упрямстве. - Я иду в Брок. Дол­жен…