История встречи семиклассниц с лейтенантом Михеевым стала известна всей школе. Девочки из других классов прибегали в седьмой «А» разузнать, каким образом нашёлся пропавший без вести Фенин брат Лёнька. Семиклассницы не уставали рассказывать. История начиналась издалека, с довоенных времён в Нечаевке, вела на фронт, на поля сражений, переносилась в госпиталь и, обрастая всё новыми удивительными подробностями, передавалась из уст в уста в таком до фантастичности изменённом виде, что невозможно было различить, где в ней вымысел, где правда. Уже и сама встреча в госпитале рисовалась в воображении каждого по-разному. Тася Добросклонова уверяла, что раньше всех отгадала в бритоголовом пареньке с угловатыми скулами и обидчивым взглядом Фениного брата. Недаром же она так дипломатично завела с ним разговор о военных специальностях! Лейтенанта Михеева открыла Тася Добросклонова, да! Так Тася и сообщила Фене в Нечаевку.
Но первым лицом в продолжающейся истории оставалась по-прежнему Валя Кесарева. Она получила временный пропуск в госпиталь. Как-никак это было важное преимущество, ставившее Валю в исключительное положение среди всех остальных. Другим девочкам выдавали разовый пропуск. Одна Валя Кесарева носила заложенную между страницами дневника бумажку с госпитальной печатью и подписью главного врача, где чёрным по белому было написано, что такой-то ученице 607-й школы разрешено ежедневное посещение младшего лейтенанта Михеева. В зеленоватых глазах Вали Кесаревой застыло выражение строгой торжественности. Каждый день после уроков она пунктуально шла в госпиталь. Приходилось спешить: скоро Алексея Михеева выпишут. Непременно надо успеть повторить программу математики за шесть с половиной классов!
Другие девочки, навещая Алексея, также старались в меру сил чему-нибудь его поучить, принося в палату учебники синтаксиса или географии, но чаще просто болтали, делясь своими незатейливыми новостями, вспоминали Нечаевку или вытягивали из Михеева рассказы о его фронтовой жизни. Мало-помалу девочки перезнакомились со всеми палатными ранеными и навещали их всех, особенно человека с толстой, как колода, забинтованной шеей — он сипел всё трудней, в груди его что-то влажно клокотало и хлюпало, а желтизна раскосого лица принимала лимонный оттенок. Ему девочки по очереди читали газеты.
Женя в госпиталь не ходила. Все знали, что она не умеет объяснять и учить. И собеседник из неё никудышный: заикается на каждом слове.
Женя стала грустна. Она бросила читать запоем и, иногда полистав, по привычке, книгу, убирала в портфель и носила по нескольку дней непрочитанной. В классе Женя была невнимательна, равнодушно отвечала уроки, в перемены молчала.
Однажды Дарья Леонидовна сказала:
— Давай прочитаем на пионерском сборе письма твоего отца.
— Зачем? — удивилась Женя.
— Каждая весточка с фронта нам дорога.
— Я сте-есняюсь, — нерешительно качнула Женя косичками.
Потом посоветовалась с бабушкой.
— Бабушка велела сказать: Дарья Леонидовна знает, что делать. Только вы сами читайте. Я не могу.
— Хорошо, хорошо, буду я, — успокоила её Дашенька и вдруг обняла Женю и крепко прижала.
Женя внимательно и серьёзно на неё посмотрела, как будто хотела спросить о чём-то непонятном, но ничего не спросила.
Пионерский сбор был вечером. За окнами летел студёный ветер, неся редкие колючие снежинки. Изредка промчится по мостовой автомобиль, шаря впереди себя дорогу узким языком фиолетового света. Исчезнет, и кажется — захлопнулась дверь. Снова мутная, не городская ночь, без огней.
Но в классе было светло и уютно, как никогда не бывает по утрам, на уроках. Девочки раздобыли большую электрическую лампу, застелили стол чистой бумагой и для пущей важности поставили графин с водой. Не страшная географическая карта висела на стене, рядом с картой — классная газета, где в доброй половине статей описывался госпиталь и встречи девочек в палате лейтенанта Михеева. А повыше — фотография Зои. Коротко остриженная, светло улыбающаяся девочка. Зоину фотографию семиклассницы повесили в классе после встречи с Михеевым, когда возникла дружба их в госпитале и то маленькое дело, которое все они полюбили.
Девочки в пионерских галстуках разместились по трое на парте, поближе к учительскому столику, и с весёлым оживлением ждали, о чём поведёт Дарья Леонидовна беседу.
Дашенька вынула из портфеля письма в синих конвертах. Женя низко нагнула голову, будто рассматривая книгу. Даша не видела её лица, только белую дорожку пробора и тугие косички, торчащие над ушами.
«Для неё это — голос отца», — с горячим сочувствием подумала Даша.
— Девочки, — сказала Дашенька, — нет среди нас человека, кто не связан самыми кровными узами с фронтом. Тася Добросклонова. Тасин отец воюет, гонит врагов с нашей земли. Лена Родионова. В первые грозные годы войны отец Лены сражался, защищая Родину. Люда Григорьева. На фронтах два Людиных брата. Наташа Тихонова…
Дарья Леонидовна примолкла, с удивлением видя окаменевшие глаза и надменно сомкнутые губы Наташи.