Семидольный человек. Опыт историософии

Короче говоря, миром вещей правили объективные свершения, а бытием идеальных форм – понятийный прообраз каждого из деяний, а между ними он – персонифицированный переброс или Socratus Horismos. Своим самовольным уходом из жизни, стойким принятием смерти, Сократ собственным примером хотел показать, что истина постижима лишь в её первозданном формате, т. е. в среде чего-то потустороннего[54]. Кончина платоновского наставника – это апология дозволенности познавать только душевными силами, но никак не телесными; миром идей, но не материи, а причина этого проста – всё дело в разуме, как раз и находящимся в душе. Космос нельзя познать через его создателя (Ум), т. к. в прошлом, те же мифы не передавали той полноты красок, каковую смогли сыскать в философии, следовательно, только через проекцию этой высшей божественности[55] и можно постичь универсальную сущность человека. И что по Сократу, что по Платону, миссия человека проста – припомнить душе[56] некогда позабытое и для этого, следовало передать все полномочия фасадному изречению дельфийского храма: «Nosce te Ipsum»[57], ведь как раз в цветущие годы этой постройки вера в самопознание доходит до своего небывалого пика. Отчаянно старались вызнать, чем же отличен человек от всего остального; что даёт ему душа, бытие и разум, как заполняющее это самое бытие? Ответ преподнёс ученик всех трёх – Аристотель (384–322 гг. до н. э.)

Человеческая юдоль – это всегда пограничье. У Платона пограничным пространством являлся эйдос[58]; у Сократа – его собственная персона, использовавшая философию на практике; Аристотель же, как самый учёный из всей троицы, льнул к способности выведения, как и у его учителя, но за одним лишь изменением – идеи не просто рождались в промежуточном лимбе, а своего рода опредмечивались, получали обозначение и этой силой именовать вещи был наделён никто иной как сын величавого Разума – Логос[59]. Мироздание представлялось в развёртке на троичное сущее. Аристотель пишет: «Сущее как то, через что все остальное получает свое название»[60]. Сущее (мир идей у Платона) есть означающее, дающее материальной действительности – означаемому (миру вещей) – своё особое наименование, через посредника – душу, обладающую Логосом[61]. Тройственный характер бытия приобрёл следующую структуру: оно могло быть явлено назывателем, актом называния или непосредственно названным продуктом. Все три вариации суть отдельные реальности. Одна реальность состояла из чистых идей, другая в образе переправляющего мостика или энтелехии[62], а третья была пунктом назначения – материальной природой.

Систематизмом своего мышления, Стагерит обобщил психологию Платона, рациональность Сократа и превознёс душу в новое привилегированное положение, т. к. излюбленная всеми психея нареклась сущностью, имевшей в «Метафизике» две формы употребления: как oysia и как logos. В форме Логоса употреблялся ещё ряд терминов[63], но ни один из них не может сравниться по всеобъемлимости с сущностью[64], от чего можно со спокойной совестью заключить, что первопричина сущего таки была выведана и имя ей Логос – способность к обозначению.

Важно заметить, что после критики Логоса как понятия (logos) у Парменида[65], близкими стали те же сознание (ennoia)[66] и определение[67], но общим для всех работ можно наречь такой субститут Логоса как хорос (horos)[68], который есть не только термин[69], но и разграничивающая сила[70], в некоторых местах олицетворяемая горами[71]. Явленный в понимании предела, хорос исследовался и как отношение[72], что тот же эйдос[73], поэтому среди всей терминологической антологии, хорос как обозначение сути бытия[74] шире остальных объяснял сущность третей стадии логоцентрического уровня.

Бог есть творец мира и его творчество заключалось в способности мыслить[75], а мысль – та же способность определять[76], т. е. использовать силу хороса. Рьяным порывом стелилась логоцентрическая пора и чтобы понять центрированность на такой единице как Логос, украсим уже воздвигнутый престол ещё парой дополнениями. новой божественностью был хорос – акт обозначения как завещание своих прошлых воплощений: мифа и noeton’a.

Схема 3.

От мифа [1] персонифицированные боги стали уже слабо раскрывать внутреннюю сущность человека, поэтому на 2-ом уровне исторического развития, божественное встаёт под распоряжение чего-то мыслимого [2] (Noesis 2-ой стадии), но всё ещё слабо опредмеченного; центральная сущность (3-я стадия 2-ого уровня) оставалась Единым [3], но не на 3-ем уровне [4], где, грубо выражаясь, Аристотель перепрограммировывает ноэфицированный миф: он его хорофицирует. Такой вот связностью разных стадий можно заверить, что архаичные боги слились в центральной сущности человека – функции обозначать.