Читаем Семенов-Тян-Шанский полностью

Те киргизы, которых он видел в Омске и Семипалатинске, были уже подданными Русской империи. Про незамиренных киргизов он слышал лишь пренебрежительные отзывы царских чиновников, но не представлял их семейного уклада, жизни, обычаев. Он не имел понятия об их преданиях, песнях, памятниках, а ему хотелось заглянуть в душу чужого народа, узнать, понять, почувствовать его национальные особенности.

Август все так же дышал раскаленными песками, воздух потерял свою ясноту, над степью колебалось марево, искажая и смазывая ее очертания.

Солнце походило на окровавленный бычий глаз, такыры сверкали от зноя, и несло от них безысходной тоской. Валуны странно потрескивали и раскалывались, издавая сухие щелчки. В пыльной тишине полудня эти щелчки и потрескивание удручали путешественника. «Солнце заставляет кричать даже камни пустыни», — вспомнилась восточная пословица, и была она точна и определенна. Он положил руку на пистолет и тут же отдернул ее — ствол опалил ладонь.

Глаза устали от мелькающего степного марева, он повернулся к юго-востоку, где пестрели горные группы — Куянды и Аламан. Он уже знал из беглых разговоров — с вершины Аламана открывается захватывающая по своей широте и размаху панорама. Оттуда можно увидеть горные цепи, уходящие в китайские пределы, и самую главную реку Семиречья — Или. А в особенно светлый час с Аламана проглядываются Небесные горы.

Страстное желание немедленно, пусть мимолетно, окинуть взглядом далекий Тянь-Шань охватило Семенова. Каждому человеку свойственно нетерпеливое желание увидеть как можно скорее то, к чему он непрестанно стремится.

Петр Петрович жадно расспрашивал всех видавших Тянь-Шань своими глазами: каков он? Похож ли на Семиреченский Алатау?

Сторожевые казаки отвечали:

— Похож чуток, но поосанистее… Начальники дорожных пикетов говорили:

— Тянь-Шань — сплошная стена между землей и небом. Страшно смотреть на его высоту!

Русские переселенцы простодушно вздыхали:

— За каменными теми горами, чать, конец белому свету.

Как ни размагничивал августовский зной Семенова, он не усыплял его ненасытного желания. И это желание еще более окрепло, когда Петр Петрович приехал на Коксуйский пикет.

— Кто меня проведет на вершину Аламана? — нетерпеливо спросил он.

Никто из сторожевых казаков не бывал на Аламане. Начальник пикета посоветовал:

— Попробуй, ваше благородие, потолковать с киргизским султаном Адамсыртом. Он, азиятец, сегодня кочует у Аламана. У него там летнее джейляу.

Семенов отправился на джейляу Адамсырта. Из душной, освещенной звездами ночи к нему подкатились собачий лай, топот ног, гортанные возгласы.

Закутанные по брови женщины подхватывали ребятишек и исчезали в юртах, черные фигуры киргизов маячили в отсветах догорающих костров. Киргизы встречали Семенова молчаливо, но без тени враждебности.

— Я хочу видеть аксакала Адамсырта, — сказал он, снимая шляпу и обращаясь к старому киргизу. Он решил, что этот безбровый почтенный старец и есть сам Адамсырт.

Старик молча указал рукой на большую юрту. Семенов направился к юрте, но кто-то уже приподнял тяжелый коричневый ковер над входом. Навстречу вышел молодой стройный человек. Он был очень красив, особенной, дикой, степной красотой.

— Я рад видеть вас, — правильно и чисто по-русски произнес Адамсырт. — Весть о вашем приезде летит по нашим степям, подобно беркуту, — черные усики приподнялись запятыми над верхней губой. Адамсырт смотрел на Семенова бархатными глубокими глазами, но в этом пристальном взгляде Петр Петрович видел только вежливое гостеприимство.

После обмена приветствиями он объяснил, зачем приехал.

— Еще перед зарей мы будем на Аламане. Гостю незачем беспокоиться, за гостя буду беспокоиться я.

В юрте, усевшись на кошму, Семенов с любопытством посматривал на незнакомую обстановку. Самаркандские ковры цвели причудливыми узорами, атласные подушки возвышались пирамидками по окружности юрты, между ними стояли, в бронзовых и серебряных обручах, сундуки. Высокие кунганы с тонкими горлышками и крутыми ручками толпились у входа, рыжими лунами казались медные тазы. Юрта тонула в засасывающей тишине белых кошм, голубых подушек, полосатых паласов, а в центре сидел Адамсырт, похожий на пестрого фазана. Яркий халат, струясь, обтягивал его тело: из цветастого оперенья выглядывала маленькая, круглая, черная, как вар, голова с умными глазами и короткими ироническими усиками.

На низеньком столике было угощение: баурсаки, зажаренные в бараньем сале, зеленоватая острокислая брынза, засахаренный миндаль, вяленая сладкая дыня, соленые арбузы, крупный, янтарного цвета, кишмиш.

Семенов прихлебывал из пиалы кумыс, исподтишка приглядываясь к Адамсырту. Султан учтиво осведомился о цели его путешествия. Он задавал вопросы осторожные и вкрадчивые, а слушая ответы, откидывал голову и замирал в полной неподвижности.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии