Семенов-Тян-Шанский

И вот он сидит в одинокой юрте на старой кошме, прижимаясь к заиндевелому войлоку. Декабрьский ветер сотрясает юрту, иней сыплется на усталые руки акына, засеивая голову и плечи, но Махамбет не чувствует стужи. Синие от беды и холода губы тихо произносят слова песни, которая рождается в его сердце. «Сокол уставший, куда полечу, смогу ли покинуть собственный край», — повторяет он первые строки и никак не может подобрать новых слов. «Хотел бы я снова рвануться к мечу, да нет во мне силы…»

Махамбет наклоняет голову и прислушивается к посвисту снежного ветра. Как и кому поведать о том, что случилось? Кому передать свою ненависть к хану Джангиру, кто сохранит в памяти историю народного восстания, его песни гнева и борьбы, имя его славного друга Исатая Тайманова?

Перед глазами Махамбета возникает маленький толстый человечек с лицом, исколотым оспой, с вывернутыми жирными губами — хан Букеевской орды Джангир.

Певец поднял голову — ненавистное лицо хана Джангира растаяло.

Кошма, прикрывающая вход, зашевелилась и приподнялась, в юрту вошел юноша, поклонился, спросил:

— Тебе ничего не надо, аксакал?

— Мне теперь ничего не надо, мой мальчик.

— Я видел вечером подозрительного человека. Он все посматривал на юрту. Я боюсь — это ханский шакал, идущий по твоему следу. Когда я спросил, кто он и что ему надо, он ускакал в степь.

— Спасибо, мой джигит. Махамбету уже не страшны ханские шакалы, Махамбет уже на пути ко Всемогущему. Если никуда не спешишь, присядь на кошму и слушай. Я знаю, у тебя хорошая память. Постарайся запомнить все, что я скажу. Наступит время, и ты передашь мой рассказ другим.

(А в это время из ставки хана Джангира выехало восемь всадников. Маленький отряд устремился в степь, горяча и подстегивая лошадей. Лошади вскидывали головы, ломали копытами хрупкую снежную пелену и летели сквозь ветер.

И впереди всех скакал узколицый, тонкогубый человек, похожий на голодного ястреба нарынских степей…)

— Каких только притеснений не совершал хан Джангир, каких налогов не придумывал! Мы платили ему и зякет, и сугум, и тулак, и фитир. А хан требовал налоги и за «красную кошму», и за «конский убой», и за сильного верблюда, и за жирных баранов. Он отнимал наши пастбища, наших жен и детей. И все, что имели джетаки, стало ханским добром. Мы не выдержали притеснений хана Джангира и восстали против него. А душою восстания был мой друг — Исатай.

Со всех сторон, из всех аулов Букеевской орды к нам стали стекаться люди. Мы потребовали от хана, чтобы он вернул наши земли, наших жен и детей, отменил несправедливые налоги.

Хан обозвал нас голодными собаками, ворующими чужое мясо. И приказал задержать нас, как бунтовщиков. Против нас выступил ханский родственник султан Ходжа.

Исатай и я говорили восставшим:

— Нас еще мало, а ханские отряды сильны. Но пусть их больше, чем нас, мы будем сражаться.

Мы укрепили свой аул и приготовились к обороне. Семь дней стоял султан Ходжа перед нашими укреплениями. После бесплодной осады Ходжа предложил нам вступить в открытый бой. И хотя нас было втрое меньше, мы согласились. Мы вышли из аула и приготовились к схватке. Но так велика и страшна была наша ненависть, что Ходжа уступил, не приняв боя. Эта первая бескровная победа окрылила нас. Исатай решил захватить ханскую ставку и заставить Джангира исполнить наши требования. Тогда-то испуганный хан прислал письмо.

«Вернитесь обратно, разойдитесь по своим аулам, я обещаю расследовать ваши жалобы», — писал хан.

Я не поверил его лживым обещаниям. Я сказал Исатаю:

— Если ты наступил на хвост змее, раздави ее голову…

Исатай не послушался моего совета. Он повернул обратно, а хан нарушил свои обещания. Тогда мы стали захватывать ханские земли и скот, нападать на его кочевья и аулы. Осенью восемьсот тридцать седьмого года мы уже были около ханской ставки. Я опять говорил Исатаю: наступивший на хвост змеи должен раздавить ее голову. Исатай опять заколебался.

Случилось то, чего я боялся. Джангир собрал сильный отряд, после трех сражений мы отступили к реке Уралу. Переправились через реку и ушли в степи…

За войлоком юрты по-прежнему посвистывал ветер, снежные косяки проносились над степью, а степь лежала бесконечная, как небо.

— Слушай дальше, мой мальчик. Мы были разгромлены, но не побеждены. И мы не отказались от борьбы. Мы подняли против Джангира джетаков Малой орды. День и ночь разъезжал я по аулам, призывая к новому восстанию. Скоро мы собрали три тысячи джигитов, готовых к походу против Джангира. Наша сила перепугала султана Баймахамбета, и он решил преградить нам путь на ханскую ставку.

Мы встретились с Баймахамбетом на берегах степной речки Ак-Булак. У нас были самодельные мечи и плохие пики. У султана — русские ружья. Стояла жара, над степью висела пыль, а воды Ак-Булака казались черными и тяжелыми.

Мы сражались отчаянно, но слишком неравными были силы. Русские ружья сделали свое дело. В разгаре сражения погиб Исатай. Он сражался как батыр и погиб подобно батыру. Мы потерпели новое поражение и рассеялись по степям. Я снова ушел в нарынские пески…