Семейные тайны Армстронгов

— А я слышала о тебе совсем другое, — сказала Пруденс.

«Интересно, что же такое ты слышала?» — подумала Клара.

— Я с нетерпением жду начала своей жизни здесь, — сказала Клара.

— Ты хорошая наездница? — спросила Пруденс.

— Боюсь, что нет.

— По крайней мере любишь охоту?

— Нет. Я никогда не была на охоте.

— Ты никогда не была на охоте?! — недоверчиво воскликнула Пруденс.

— Не была.

— Ну, в таком случае для тебя закрыта очень значительная часть жизни местного общества.

— Я не люблю кровавый спорт!

— Она не любит кровавый спорт!

— Мне всегда казалось очень жестоким травить собаками несчастных лисиц.

— Лисица — бич сельской местности! На твоем месте я бы оставила свои воззрения при себе и не стала бы делиться ими с нашими друзьями и соседями — это может сделать тебя непопулярной. Знаешь, у нас тут все завязано на рыбалку, стрельбу и охоту.

Клара опустила глаза и отхлебнула чай.

— Как же ты все-таки собираешься проводить свои дни здесь?

— Я буду женой Пирса, буду заниматься домашним хозяйством, развлечениями…

— Ясно!

— А еще я рисую. Я люблю живопись. И мечтаю запечатлеть местные пейзажи.

Пруденс взглянула на Клару как на ненормальную, а потом бросила:

— Живопись? Ну да, конечно!

Когда Пирс показал Кларе их спальню, она очень обрадовалась, увидев, что там ее ожидают все их чемоданы, переправленные из Лондона. Обойдя громадную спальню, она остановилась перед большим окном, откуда открывался роскошный вид на озеро.

Затем она развернулась и оглядела кровать с четырьмя колоннами по углам. Пирс закурил сигарету и присел на край кровати. Она подошла к нему и с улыбкой обхватила его руками.

— Я об этом мечтала — оказаться с тобой в твоем доме, — призналась она.

— Неужели? — Он озадаченно взглянул на нее. — В то время как у твоих ног был весь Лондон?

— Это не имело для меня значения. Я мечтала лишь о том, чтобы быть с тобой. А когда я думала, что безразлична тебе, это разбивало мне сердце.

— Разбитое сердце! — криво усмехнулся он. — Ну почему в наши дни нужно все так гиперболизировать? Нельзя что ли просто сказать «мне было грустно», «я расстроилась» — обязательно «мне разбили сердце»!

Лицо ее обиженно вытянулось, и она, почувствовав себя глупо, отстранилась от него. Быстро отвернувшись, она подошла к большому чемодану и открыла его.

— У меня вечность уйдет на то, чтобы разобрать свои вещи, — сказала она, стараясь не показывать, как ее расстроили его слова.

Он встал и неторопливо направился к выходу.

— Что ж, у тебя появится хоть какое-то занятие.

Следующие несколько дней она провела за тем, что обследовала дом и земельный участок. Ее восхитили портреты, висевшие в холле и вдоль лестницы, и она попросила Пирса рассказать ей, кто изображен на каждом из них.

— Это мой прадедушка, Эдвард, и его жена Анна. Он построил этот дом для нее перед их свадьбой.

— Правда? Как романтично! — сказала Клара.

— Он был невероятно щедр по отношению к своим крестьянам-арендаторам во времена Великого голода. Как и моя прабабушка Анна, которая всю свою жизнь без устали трудилась на благо местных жителей. И как же те отплатили за такое к себе отношение? Они стреляли в моего отца Чарльза — внука Эдварда и Анны.

В голосе его звучала настоящая горечь. Она хотела расспросить подробнее про это покушение, но в то же время не желала расстраивать его, вызывая из памяти такие страшные воспоминания.

— Видно, что они очень сердечные люди, у них добрые лица, — сказала Клара, рассматривая портрет. — Однако она выглядит весьма печальной. На ее лице глубокая грусть… Эти глаза…

— Ради бога, это всего лишь говорит о впечатлении, которое она произвела на художника… Возможно, она выглядит невеселой, потому что ей пришлось так долго позировать для этой чертовой картины!

Клара улыбнулась ему, и они двинулись к следующему портрету, где был изображен белокурый мужчина с глазами орехового цвета.

— А это их сын Лоренс, мой дедушка.

— Очень красивый.

— Согласен.

— Ты похож на него, хотя у тебя глаза темные.

— Ты так считаешь? — равнодушно отозвался он. — Это единственный ребенок Эдварда и Анны. Он был великим бизнесменом, исключительно умным. При нем поместье работало, как отлаженный часовой механизм, и это он заложил основу фамильного благосостояния.

Пройдя дальше, они остановились перед картиной, где был изображен бальный зал со множеством элегантно одетых пар, кружившихся в танце. На табличке ниже было написано: «Зал для танцев, Армстронг-хаус, 1888».

— О, так здесь есть даже специальный зал для балов!

— Да, и в те времена он выполнял одну из важных функций этого дома.

Следующим висел портрет шестерых молодых людей, с виду очень счастливых и избалованных.

— А это дети Лоренса. Он всегда переживал, что был единственным ребенком у родителей, и поэтому хотел иметь большую семью. Это все мои дяди и тети, а вот… — Он показал на мальчика с вызывающе дерзким взглядом, который стоял в центре группы. — Это мой отец Чарльз. Все эти молодые люди были очень востребованы, и браки у всех оказались исключительно удачными.