Семейные тайны Армстронгов

— Ладно, я просто так сказал. Мы же не хотим запечатлеть вас для потомков выглядящей настолько хреново, не так ли?

— Это вы про ту свою чертову картину? — раздраженно сказала она.

Джонни сел в кресло напротив нее, закинул ногу на ногу и уставился на Клару, до половины укрытую одеялом на диване.

— Вы заболели?

— Нет.

Лицо его стало озабоченным.

— Получили дурные известия с фронта?

— Нет, — тяжело вздохнула она. — Вообще никаких известий с фронта! Впрочем, как всегда.

— Уже хорошо! Тогда можем сегодня поработать во второй половине дня.

— Нет, Джонни, мне не хочется. Не хочу продолжать этот портрет. Свое вознаграждение вы, безусловно, получите.

— Как не продолжать?! Это исключено, даже не обсуждается.

— Я не собираюсь спорить с вами по этому поводу. У меня в голове сейчас слишком много всяких мыслей.

— Эта стерва Пруденс затравила вас?

— Нет… Мы отослали ее жить в Хантерс-фарм за плохое поведение.

Джонни разразился звонким хохотом:

— Самое место для нее.

— Поэтому мы и не можем продолжать с портретом — оставаться одним неприлично.

— Ну, одни мы с вами не останемся. У вас в доме полный набор прислуги.

— Не полный, а половинный. Вторую половину сейчас убивают во Франции.

— Похоже, вы много пьете вот этой штуки.

— Почему бы и нет? Шерри — «мамина погибель», как когда-то его называли в народе.

— А что сказало бы лондонское высшее общество, если бы услышало такое про Клару Чартер из семьи — владелицы «Чартерс Чоколет», королевы бала 1910, 1911, 1912 и 1913 годов?!

Она подозрительно взглянула на него:

— Вы позабыли еще и 1909 год, я была дебютанткой в общей сложности пять лет подряд. Дольше, чем кто-либо другой — по крайней мере мне так говорили. Вы, похоже, хорошо подготовились — так осведомлены о моем прошлом.

— Просто навел кое-какие справки, вот и все.

Она снова вздохнула и отхлебнула из бокала.

— «Чартерс Чоколет»! Как бы там ни было, но моим самым любимым шоколадом всегда были конфеты с ликером. А у лондонского высшего общества сейчас есть множество гораздо более актуальных забот, чем мое семейное положение. Я для него — давние воспоминания. — Она заглянула в бокал. — И единственный человек, которого на данный момент волнует мое семейное положение, — это я сама!

Он с улыбкой подался вперед.

— Что, проблемы в раю?

Она поставила бокал на столик и опять вздохнула.

— Я попрошу миссис Феннел приготовить вам что-нибудь поесть, а потом Феннел мог бы подбросить вас домой или на станцию, если вы хотите прямо отсюда направиться в Дублин.

— Фу! Дублин! Знаете, я ведь после Восстания в пасхальную неделю не нашел в центре ни одного целого здания, где можно было бы провести мою выставку.

— И это единственное, что вас тревожит? — Она внезапно расплакалась.

Он быстро встал и сел подле нее.

— Что случилось? — спросил он, беря ее за руку. — Расскажите мне!

— Не могу я вам этого рассказать, да и никому другому тоже! — Она отдернула руку, сбросила одеяло, быстро встала и подошла к камину.

— Знаете, я умею слушать, а сейчас, похоже, вам не с кем больше поделиться.

— Но я ведь вас даже толком не знаю.

— Знаете. Мы с вами старинные друзья — по крайней мере в моем понимании этого слова.

Она принялась нервно расхаживать по комнате.

— Думаю, что я совершила самую ужасную ошибку в своей жизни… теперь я понимаю, что не должна была выходить замуж за Пирса… Я любила его так сильно, что мне было все равно, как он относится ко мне. Или, может быть, я убедила себя, что он тоже любит меня. Что он просто не умеет показывать свои чувства. Но теперь я знаю, что он никогда ко мне ничего такого не испытывал. Вообще ничего. Я для него даже не досадная помеха. Я ему абсолютно безразлична. — Она вдруг остановилась и закрыла лицо руками. — А я попала в западню. — Голос ее сорвался. — Откуда нет выхода. Я не могу разорвать свой брак или бросить этот дом. Это погубит меня. Погубит окончательно и, таким образом, нанесет удар по моей семье. Я должна вытерпеть, справиться с этим. Да еще и эта война, где уже убито столько моих друзей. У меня это в голове не укладывается, не могу в это поверить. Люди, с которыми я ходила на балы, с которыми дружила, внезапно исчезают, даже без всяких похорон. Помню, один знакомый моего отца как-то погиб в автомобильной катастрофе. Тогда мы все были шокированы и еще несколько месяцев не могли отойти, только о том и говорили. А теперь мои друзья гибнут так же легко и просто, как в детской песенке про десять поросят, которые пошли купаться в море. Что произошло с этим миром? И со мной?

Она снова заплакала. Он быстро встал и, подойдя к ней, крепко обнял. Успокаивая ее, он немного покачивался.

— Все нормально. Отпустите это. Поплачьте хорошенько, вам это сейчас необходимо.

Она растаяла в его объятиях, содрогаясь в рыданиях; расслабление, вызванное тем, что кто-то переживает за нее, позволило выплеснуть наружу накопившиеся эмоции.

В конце концов всхлипывания ее постепенно затихли и она устало положила голову ему на грудь. Но потом осторожно отодвинулась от него.

Он улыбнулся ей и, взяв свой носовой платок, вытер ей лицо.