Семейные обязательства

Элиза уже привыкла к тому, что кто-то из охранников все время рядом. Стоит или идет где-то неподалеку. Подхватит, если она споткнется. Подаст руку на крутой лестнице. Спасет от вампира, протянет платок – утереть слезы, выкинет мертвых мышей…

В склепе не было никого, близкого Элизе. С тех пор, как семья почти век назад переехала в Гетенхельм, почти все Лунины находили свое последнее пристанище на кладбище у Кафедрального собора. Даже тело тетушки (мамы?!) Павел Лунин привез хоронить в столицу.

Здесь покоились отчаянные рубаки и прекрасные дамы древности. Элиза видела их портреты, слышала семейные легенды и предания, о многих читала, но никто из них не был в полной мере родным.

Просто – предки. Род. Стоило оказать им уважение, не более того.

Элиза с Настей вышли на широкую поляну. Разросшийся лес не добрался к усыпальнице, она стояла одиноко и величаво, как сказочный дворец. Очень маленький изящный дворец, облицованный редким серебристым мрамором.

Здесь ведь было Серебряное царство, вспомнила Элиза. Основатель рода женился на царевне, так что все мы, Лунины, потомки еще и местной нечисти.

Дверь открылась с трудом, замок проржавел, им давно не пользовались. Перед порогом выросла довольно высокая трава, сейчас пожухлая и припорошенная снегом. Здесь никого не хоронили почти полвека, поминать усопших было некому, только церковный служка пару раз в год проверял и смазывал замок с дверными петлями, да протирал кованые узоры на створках.

Склеп оказался на удивление просторным, намного больше часовни на поверхности. Элиза спустилась по вытертым ступенькам в большую залу с высоким потолком, от которой вглубь отходили три подземных коридора. В центре залы стоял резной стол из белого и черного мрамора, его окружали каменные резные скамьи. Венчала стол посеребренная каменная чаша с искусно выточенными гроздьями винограда.

Как будто столовая, а не усыпальница.

- Здесь что, поминки устраивали? – сказала Элиза вслух.

Стены склепа ответили едва слышным шепотом эха.

Элиза стояла между арок фундамента, а галереи уходили дальше, в мягкую, уютную темноту. Она ожидала могильной сырости или затхлого воздуха, но было сухо. Дышалось на удивление легко.

В склепе было спокойно, как-то по-домашнему. И совсем не страшно. Казалось бы, холодный камень надгробий и неверный свет огонька масляной лампы должны пугать – но нет.

В памяти неожиданно всплыло – ей лет пять, она играет с куклой на толстом ковре в гостиной. Рядом мама читает толстую книгу, а брат с отцом смеются у окна. Брат пытается узнать, подарят ли ему на Рождество коня, а отец отшучивается.

Элиза знает, что брата ждет лошадка. Не деревянная, живая, тонконогая вороная кобылка с белой звездочкой во лбу. Но это секрет, и Элиза молчит…

Склеп совсем непохож на гостиную их старого дома. Там пахло растопленным камином, мамиными духами, розами, апельсином, который чистил брат… Здесь – камень, сухая трава (откуда бы? Неужели венки сохранились?) и немного пыли. Но ощущение безопасности, родных людей рядом и ожидание близкого чуда были теми же, что и тогда.

Элиза глубоко вздохнула, подняла лампу повыше и осмотрелась. У стен стояли саркофаги. На ближайшем ко входу лежала горка сухих веточек, повязанных траурной лентой – видимо, когда-то это был венок из живых цветов. Элиза подошла поближе, смахнула пыль, посветила и прочитала: «Наталья Лунина». Судя по датам, это и была прабабушка, последняя из Луниных, кто жил здесь.

- Здравствуй, Наталья, - вслух сказала Элиза, гладя пальцами надпись - я тоже Лунина и тоже вдова…

Она поставила фонарь на стол, рядом с чашей. Присела на каменную скамью и выдернула пробку из бутылки.

- За тебя, Наталья Лунина. Жаль, бокала нет, как-то в голову не пришло. Только штопор припасла… Ты ведь меня простишь?

Элиза глотнула вина из горла, и по телу тут же разлилось приятное тепло, почти такое же, как на виноградниках.

- И за всех вас, мои далекие и близкие предки, - она выпила еще несколько глотков. - Я последняя. Отец тоже Лунин… был. До гражданской казни. Теперь – нет. Так что осталась только я.

Она встала, плеснула из бутылки на покрытый шершавой плиткой пол.

- Приветствую вас всех.

Грустно усмехнулась и села обратно. Уходить не хотелось, тут было слишком хорошо и спокойно.

- Я теперь только с мертвыми могу по душам разговаривать. Больше не с кем.

Элиза слегка захмелела, но вместо того, чтобы отставить бутылку, глотнула еще.

- Знаешь, прабабушка Наталья, я ведь до сих пор не верю, что вдова. Злюсь на мужа страшно – как он мог меня бросить? Мы не по любви венчались, ради долга, да и сердце его было не со мной… Но мне начало казаться, что все получится. Я думаю, что он к смерти как-то подозрительно хорошо подготовился. Завещание написал. И в последние дни перед дуэлью будто извинялся за что-то. И в гробу лежал не он. Точная копия, но поклясться могу – не он! А потом вспоминаю, как его мертвую руку держала. Еще теплую. Вот я дура-то, а?

- Здравствуй, внучка, - вздохнули рядом. - Все мы разум теряем, когда мечтаем о любви. Хотя мужчины, конечно, те еще мерзавцы.