Семь верст до небес

И я перестал стесняться дяди. И получил полное моральное право его уважать. Единственно, что меня беспокоило: а почему я раньше, до того, как прочитал, сомневался, что так и было? Но важнее, значительнее казалось, что все-таки все стало на свои места…

Впрочем, что значит «на свои места»? Есть какая-то едва приметная ухмылка в этом выражении. Все на своем месте и стоит в каждом отдельном времени. Трезвая правда, наверное, в том, что ты должен жить внутри определенного тебе времени и вне его жить не можешь, и не быть судимым его судом не имеешь никакой возможности. Надо иметь мужество жить своим временем, в то время, когда родился, иначе же ты не сможешь жить вообще…

Дядя Петя сумел дожить до «полной правды».

«Схороните — забудьте. Не надо мне ни ограды, ни камня».

Гордый до остервенения.

Испепеленный до неспособности принять последний обман.

Как же… Как же ты не пошел на провод?..»

Ну-ну… Голова кругом пойдет от таких перепадов… Алеша пишет по законам, ведомым лишь ему одному. Все развивается у него как в дурных снах, все вроде и похоже на правду, и вроде правда, но пойдешь за ним и обязательно уж в какое-нибудь бучило завалишься…

Так что: ходи один, мой верный, мой ненадежный друг… Так-то спокойнее.

Из документов, составленных или найденных впоследствии:

«Из ответов, полученных на официальные запросы, явствует:

1. Факт рождения Тарлыкова А. Н. в Барденевском загсе не зарегистрирован;

2. Тарлыков А. И. на территории Барденевского г/с не проживал;

3. Тарлыков А. И. в Прозоровском университете не обучался. На основании установленного факта фиктивности личности гр. Тарлыкова А. И. уголовное дело о якобы имевшем место факте его убийства предлагаю вернуть на доследование.

И. о. пом. прокурора области Р. Бореев. 12.11.80 г.»

VI

…В иных случаях умнее и надежнее потянуть, повременить и дождаться некоего последнего удара часов: время, время довершит тобою начатое.

Павел Прохожев, XX век

Довольно-таки странные у меня в последние дни ощущения, и я уверен, что не со мной одним подобное случалось… Надежный вроде бы человек с тобою рядом, не подведет, знаешь, и не обманет, а зацепится где-нибудь в закоулке мозга либо оговорка дурная, случайно про него кем-то или даже самим тобой оброненная, либо сон, пустой и никчемный, приснится: будто он продал тебя, обманул, подвел, сподличал, да мало ли какие сны снятся нам? Но — и все, и покатится: и вдруг застаешь себя на том, что в присутствии этого человека настораживаешься, ждешь чего-то, ловишь взгляд, фразу, и толкуешь уже: а не подтверждение ли? а если подтверждение — верно ли ты догадался? или показалось?

Вот и мне показалось: а уж не притворяется ли наш Алеша? Оттого у меня нынче не было никакого желания встречаться с ним. Отчасти и по этой причине, отчасти, и главным образом, потому, что имелись планы совсем другие, но… Но с начальством, поверьте, спорить вредно для здоровья: короче говоря, очутился я в Покровском, на ферме. А возвращаясь, поехал, как повезла попутка, через Яшкино…

Был хороший солнечный день. Я вылез у школы, поскольку дальше нам с водилой оказалось не по пути: ему в колхоз Маяковского, мне в Астахово… Двери были настежь, то есть открыты. Я зашел. Попить водички. Итак.

В коридоре было пусто. Топились уже печи, хотя на улице еще стояло тепло. У печи дремала баба Ксеня: уборщица, из местных, она же сторож, она же и истопник.

Баба Ксеня открыла свое недремлющее око:

— Двери дома закрывать?

Я не понял.

— Закрывать! — ответила она за меня. И я закрыл послушно не мной распахнутые двери.

— То-то… Вытирай ноги. Входи, коль вошел… Там они, в учительской, решают…

— Что решают?

— Эт ты у них и спроси… Понаехали, понатаскали — вытирай за вами, пластайся: а чего решать? Чего решать, когда все без нас решили? И-их, люди, навоз от вас только, а боле от вас ничего…

В учительской дверь была полуоткрыта: все в комнате не уместились, стояло больше, чем сидело. В одежде, в ватниках, в плюшевках, в сапогах и в шапках — человек сорок, считай, все яшкинские жители, кроме разве что младенцев и стариков.