Семь сувениров

Когда он зажег свет, то тут же обратил внимание на тройной палимпсест, объединяющий Ленина, Сахарова и Гаркушу. На этот раз Ленин не смотрел на Николая. У него были плотно зажмурены глаза. Сахаров все пытался протиснуться из-под кепки Ленина и его левого уха, но это было тщетным занятием. Видимо его очки зацепились за ткань кепки и парализовали движение. Гаркуша совсем задохнулся под тяжестью Ленина и Сахарова. Его рука и нога безжизненно свисали, а лицо застыло в бессмысленном выражении то ли усталости, то ли страха. Николай заметил, что Гаркуша смотрел прямо ему в глаза, словно просил помочь, хотя понимал, безусловно, что помочь ему нет никакой возможности.

Кровь из носа хлынула сильнее, несколько капель упали на футболку, Николай зажал нос и побежал в сторону ванной. Там он наклонился над раковиной, включил холодную воду и смотрел, как две струи – красная и прозрачно-белая – сливались воедино, убегали в черное отверстие слива. Он набирал полные пригоршни воды, которая становилась все холоднее, омывал ею лицо и переносицу. Спустя минут пять кровотечение прекратилось. Но Николай не выключал воду. Все смотрел и смотрел на прозрачную струю. Перед глазами опять возникла бутылка воды из рекламы. Он опять мысленно видел юношу, который пил воду и улыбался. В голове пульсировали четыре буквы – АКВА… Они менялись местами, вибрировали, гасли. Они что-то хотели донести до него. Перед глазами снова возникали Волков, Андрей Огнев, Александра Генриховна, Константин Семенович… Их лица, как карнавальные маски, вспыхивали и исчезали…Ему опять казалось, что вот-вот и он ухватит нить… но все обрывалось… падало в темную дыру в самом центре раковины…

Он протер руки старым полотенцем, оставшимся здесь висеть, очевидно, еще со времен Волкова, постоял какое-то мгновение, посмотрел на себя в зеркало, обратив внимание на капли крови, упавшие на футболку. Он сам не понимал почему, но ему не хотелось выходить из ванной, не хотелось идти в кабинет писателя. Тем не менее, времени не оставалось. Нужно было спешить. Тот, кто ударил его, кто пытался вскрыть дверь, не шутил. Возможно, еще одна встреча с этим человеком, наверняка подосланным Константином Волковым, ничем хорошим не кончится для него. Николай собрался с духом и вышел из ванной.

В кабинете он зажег лампу на столе Волкова и достал последнюю тетрадь. Только когда он открыл первую страницу, он понял, почему не хотел выходить из ванной, не хотел доставать эту – самую последнюю – тетрадь. Он помнил из книги Волкова, что последнее убийство было самым чудовищным. Ему предстояло прочитать о том, как сам Радкевич, этот человек, озабоченный манией холода, рассказывал об этом не укладывающемся в голове преступлении. Рассказывал обыденно, как будто речь шла о походе в магазин или на работу… Внутри все буквально каменело, превращалось в ледяную глыбу. Николай протер ладонью лицо, затем крепко сжал кулаки и опустил глаза на строчки, записанные рукой Волкова. Но только он прочитал пару вводных предложений, как услышал шум… Ему показалось, что движение шло из комнаты Александры Генриховны.

Николай оторвался от чтения, повернул голову и посмотрел в сторону двери. Когда он обводил комнату острожным, немного заторможенным взглядом, то на одной из книжных полок заметил ту самую фотографию с человеком пьющим квас. Опять перед его глазами возникли четыре заглавные буквы КВАС. Он только сейчас понял, что они чем-то были похожи на слово АКВА, только вторая буква А была там заменена на С. Остальные буквы сходились. Эти слова, эти две композиции букв, были какой-то шарадой. Но что обозначала эта шарада? И, главное, кто ему ее подсовывал?.. Он только сейчас понял, что шум, доходящий из комнаты Александры Генриховны, был вовсе не шумом, а смехом. Тихим звенящим смехом. То ли мужским, то ли женским… Невозможно было понять…

Николай встал и направился в коридор. Смех все не утихал. Он зазывал, заманивал. Николай был все ближе и ближе. Дверь была приоткрыта. Из помещения лился нежный голубоватый свет. Николай осторожно подкрался и заглянул в щель.