Он мог теперь готовиться серьезно заняться Хиджазской железной дорогой; но, поскольку наш опыт был лучше, чем мои принципы, я упросил его сначала задержаться в Веджхе и поставить на ноги интенсивное движение среди племен за нашими пределами, чтобы в будущем наше восстание могло быть расширено, и железная дорога была под угрозой из Тебука (границы нашего теперешнего влияния) к северу, до самого Маана. Мое видение курса арабской войны было еще подслеповатым. Я не видел, что проповедь была успехом, а сражение — заблуждением. На тот момент я связывал их воедино и, поскольку Фейсал, к счастью, любил преображать умы больше, чем разрушать рельсы, с проповедями дело шло лучше.
С его северными соседями, прибрежными ховейтат, он уже начал; но теперь мы послали к бени-атийе, более сильному народу на северо-востоке, и сделали крупный шаг, когда вождь, Ази ибн Атийе, пришел и поклялся в верности. Его главным мотивом была зависть к собственным братьям, так что мы не ожидали от него активной помощи; но хлеб-соль с ним давали нам свободу передвижения вдоль территории его племени. Дальше располагались разные племена, под властью Нури Шаалана, великого эмира рувалла, который, после шерифа, и ибн Сауда, и ибн Рашида, был четвертой фигурой среди влиятельных принцев пустыни.
Нури был стариком, он правил своим племенем аназе тридцать лет. Он принадлежал к верховной семье руалла, но не имел предков среди них по рождению, он не был любим, не был и великим воином. Положение вождя было приобретено единственно силой его характера. Чтобы завоевать его, он убил двух своих братьев. Позже он добавил шерарат и других к числу своих приближенных, и по всей пустыне его слово было абсолютным законом. У него не было ничего от льстивой дипломатии заурядного шейха: одно слово, и приходил конец спору или спорщику. Все боялись его и повиновались ему; чтобы пользоваться его дорогами, нам нужна была его поддержка.
К счастью, это было легко. Фейсал обеспечил это за годы до того, и поддерживал обменом подарками между Мединой и Йенбо. Теперь, из Веджха, Фаиз эль Гусейн отправился к нему, и его пути пересеклись с ибн Дагми, одним из вождей рувалла, направляющемуся к нам с желанным подарком из нескольких сотен хороших вьючных верблюдов. Нури, конечно, еще держался с турками дружественно. Дамаск и Багдад были его рынками, и турки могли в три месяца обречь его племя на голод, если бы его заподозрили; но мы знали, что когда придет час, мы получим его вооруженную помощь, а до этого — все, что угодно, кроме нарушения отношений с Турцией.
Его благосклонность открывала для нас Сирхан, знаменитую дорогу, земли для лагеря и цепь колодцев, которые тянулись сериями выстроенных впадин от Джауфа, столицы Нури, на юго-восток, к северу от Азрака, около Джебель-Друз в Сирии. Именно свобода Сирхана была нужна нам, чтобы достичь палаток восточных ховейтат, тех самых абу-тайи, у которых вождем был Ауда, величайший воин Северной Аравии. Только при поддержке Ауды абу Тайи могли мы обратить племена от Маана до Акабы на нашу сторону, так, чтобы они помогли нам взять Акабу и очистить ее горы от турецких гарнизонов, и только при его активной поддержке могли мы отважиться броситься из Веджха в долгий путь на Маан. Со дней Йенбо мы ждали его и пытались привлечь его в наше дело.
В Веджхе мы сделали большой шаг вперед; ибн Заал, двоюродный брат Ауды и военачальник абу-тайи, прибыл семнадцатого февраля, и это был во всех отношениях удачный день. На рассвете прибыли пять вождей шерарат из пустынного восточного Тебука, и принесли в подарок яйца арабских страусов, изобильные в их почти нехоженой пустыне. После них рабы представили Даиф-Алла абу Тийира, двоюродного брата Хамда ибн Джази, главы центральных ховейтат на плато Маана. Они были многочисленными и сильными; превосходные бойцы, но кровные враги своих родичей, кочевого клана абу-тайи, по причине застарелой вражды между Аудой и Хамдом. Мы с гордостью видели, что они зашли настолько далеко, чтобы приветствовать нас, но не были довольны, потому что они меньше, чем абу-тайи, годились для нашей цели — атаки на Акабу.
Вслед за ними пришел двоюродный брат Наввафа, старший сын Нури Шаалана, с лошадью, посланной Наввафом Фейсалу. Шаалан и джази, будучи во вражде, смотрели друг на друга косо: так что мы разделились на отряды и сообразили новый лагерь для наших гостей. После руалла объявили о вожде абу-таджейга, оседлых ховейтат побережья. Он принес от своего племени знаки почтения и трофеи из Дхаба и Мовейме, двух последних турецких отдушин на Красном море. Для них освободили место на ковре Фейсала, и ему была принесена самая теплая благодарность за деятельность его племени, которая привела нас к границам Акабы по путям, слишком трудным для силовых операций, но удобных для проповеди и еще больше — для получения новостей.