Мы честно изложили Фейсалу ситуацию, и сказали, что интересы союзников в этом случае требуют от арабов жертвы или, по меньшей мере, отсрочки немедленного продвижения. Он встал, как обычно, на позиции чести и мгновенно согласился сделать все, что может. Мы проработали наши возможные ресурсы и приготовились ввести их в контакт с железной дорогой. Шериф Мастур, честный, спокойный старик, и Расим, с племенами, пехотой на мулах и пушкой, должны были проследовать прямо в Фаджаир, первую хорошую водную базу на севере от вади Аис, чтобы держать наш первый отрезок железной дороги к северу от территории Абдуллы.
Али ибн эль Хуссейн из Джейды атаковал бы следующий отрезок путей к северу от Мастура. Мы дали указания ибн Маханне приблизиться к Эль Ала и следить за ней. Мы приказали шерифу Насиру оставаться близ Калаата и Муадхама и держать своих людей наготове для удара. Я написал Ньюкомбу и просил прибыть за новостями. Старый Мохаммед Али должен был двинуться из Дхабы в оазис близ Тебука, чтобы, если эвакуация настолько далеко зайдет, мы были готовы. Все сто пятьдесят миль нашей линии были бы, таким образом, окружены, в то время как сам Фейсал в Веджхе стоял бы наготове, чтобы принести помощь любому сектору, который бы в нем нуждался.
Мне следовало уехать к Абдулле в вади Аис, выяснить, почему он ничего не сделал за два месяца, и убедить его, если турки выступят, пойти прямо на них. Я надеялся, что мы может отвратить их от продвижения, делая столько мелких вылазок на этой протяженной линии, чтобы движение было серьезно дезорганизовано, и собрать необходимые склады продовольствия для армии на каждом главном этапе было практически невозможно. Армия в Медине, которой не хватало живого транспорта, мало чем помогла бы им. Энвер дал им указание поставить пушки и припасы на поезда, и заключить эти поезда в колонны, и вместе с ними маршировать вдоль железной дороги. Это был беспрецедентный маневр, и если мы выиграем десять дней, чтобы добраться до места, а они попытаются сделать подобную глупость, у нас будет шанс разбить их всех,
На следующий день я оставил Веджх, больной и непригодный для долгого марша, притом, что Фейсал в спешке, загруженный, выбрал мне в отряд странных товарищей. Там было четверо рифаа и один из меравийских джухейна в качестве проводников, и Арслан, сирийский солдат-слуга, который готовил хлеб и рис для меня, и, кроме того, служил арабам мишенью для острот; четыре аджейля, мавр и один атейби, Сулейман. Верблюдам, отощавшим на плохих пастбищах этой засушливой местности билли, приходилось идти медленно.
Проволочка за проволочкой задерживали наш выход до девяти вечера, и тогда мы неохотно двинулись: но я был намерен любой ценой выбраться из Веджха до утра. Так мы ехали четыре часа и заснули. На следующий день мы сделали два перехода, по пять часов каждый, и разбили лагерь в Абу Зерейбате, на нашей старой зимней стоянке. Крупный пруд уменьшился немного за два месяца, но был заметно более соленым. Еще две недели, и он стал бы непригодным для питья. Узкий колодец рядом, как сказали, предоставлял сносную воду. Я не стал искать его, так как нарывы на моей спине и тяжелая лихорадка делали болезненной тряску на верблюде, и я был утомлен.
Задолго до рассвета мы выехали, и, переехав Хамд, заблудились среди ломаного рельефа Аганны, низкой холмистой местности. Когда рассвело, мы увидели путь и отправились к водоразделу по крутому спуску в Эль Хабт, замкнутую в холмах равнину, простирающуюся к Сухуру, гранитным горным шарам, которые виднелись на нашей дороге из Ум-Леджа. Земле придавал роскошный вид колоцинтис[62], побеги и плоды которого смотрелись празднично в утреннем свете. Джухейна сказали, что и листья, и стебли — отличная пища для тех лошадей, которые стали бы их есть, и они спасают от жажды на много часов. Аджейли сказали, что лучшее слабительное — верблюжье молоко в чашках, сделанных из кожуры, содранной с плодов. Атейби сказал, что тому легко идти, кто смажет ступни соком плодов. Мавр Хамед сказал, что из сушеной сердцевины выходит хороший трут. В одном они, правда, согласились все — что все растение в целом бесполезно и даже ядовито в качестве фуража для верблюдов.