Семь столпов мудрости

В Каире был Хогарт, и Джордж Ллойд, и Сторрс, и Дидс, и много старых друзей. Круг тех, кто стоял за нас и желал добра арабам, теперь странным образом увеличивался. В армии наше значение росло, так как мы делали успехи. Линден-Белл оставался нашим стойким союзником и уверял, что из безумия арабов можно вывести метод. Сэр Арчибальд Мюррей внезапно с удивлением осознал, что с арабами воюет больше турецких войск, чем с ним, и начал вспоминать, как он всегда покровительствовал арабскому восстанию. Адмирал Вэмисс так же был готов помочь теперь, как и в наши трудные дни под Рабегом. Сэр Реджинальд Уингейт, верховный комиссар в Египте, был счастлив, что дело, которое он защищал годами, удается. Я не слишком за него радовался, потому что Мак-Магона, который действительно взял на себя риск и начал дело, сломили как раз перед самым появлением успехов. Однако вряд ли в этом была вина Уингейта.

Пока я ходил по всем этим иголкам, произошла неприятная неожиданность. Полковник Бремон позвонил, чтобы поздравить меня с взятием Веджха, и сказал, что это подтвердило его веру в мой военный талант и подвигло его искать моей помощи в расширении нашего успеха. Он хотел занять Акабу англо-французскими силами с помощью флота. Он отмечал, как важна Акаба, единственный турецкий порт, оставшийся на Красном море, ближайший к Суэцкому каналу, ближайший к Хиджазской железной дороге, на левом фланге армии Беершебы; и предполагал ее взятие составной бригадой, которая двинется на вади Итм для сокрушительного удара на Маан. Затем он пустился в описание местности.

Я ответил ему, что знаю Акабу с довоенных пор и считаю, что его план технически неосуществим. Мы можем взять побережье залива; но наши силы там, в таком же неблагоприятном расположении, как на побережье Галлиполи, будут под обзором и под огнем артиллерии с прибрежных гор. Эти гранитные горы, в тысячи футов высотой, недоступны для тяжелых войск: через них придется идти огромными колоннами, что очень расточительно для атаки или прикрытия. По моему мнению, Акабу, которая значила для нас все, что он сказал, и еще больше того, лучше было взять арабскими иррегулярными силами, наступающими изнутри без помощи флота.

Бремон не сказал мне (но я знал), что он хочет высадкой в Акабе обезглавить арабское движение, поставив перед ними смешанные войска (как в Рабеге), так, чтобы заточить их в Аравии, обреченных тратить силы на Медину. Арабы все еще боялись, что за альянсом шерифа с нами стояло тайное соглашение продать их под конец, и такое вторжение христиан подтвердило бы их страхи и разрушило сотрудничество. С моей стороны, я не сказал Бремону (но он знал), что собираюсь преодолеть его усилия и вскоре привести арабов в Дамаск. Меня забавляло это хитрое мальчишеское соперничество, но он закончил разговор зловеще, сказав, что как бы то ни было, он направляется в Веджх, чтобы выложить этот план Фейсалу.

Но я не предупредил Фейсала, что Бремон — политик. Ньюкомб был в Веджхе, стремясь действовать там как можно быстрее. Мы не обсуждали проблему Акабы. Фейсал не знал ни ее местности, ни племен. Прямота и неведение склонили бы его слух к предложению Бремона. Мне казалось, что лучше поспешить туда и встать ему на защиту, поэтому я в тот же день уехал в Суэц и той же ночью отплыл. Через два дня в Веджхе я объяснился; так что, когда Бремон прибыл через десять дней и раскрыл перед Фейсалом свою душу, или часть своей души, его же тактика вернулась к нему усовершенствованной.

Француз начал с того, что преподнес в подарок шесть автоматов Хочкиса с инструкторами. Это был великодушный дар; но Фейсал воспользовался возможностью попросить его умножить свою щедрость батареей скорострельных горных орудий из Суэца, объяснив, что он неохотно оставил область Йенбо ради Веджха, потому что Веджх намного дальше от его объекта — Медины. Но, в самом же деле, невозможно ему атаковать турок (у которых есть французская артиллерия) винтовками или теми старыми пушками, которые поставляет ему британская армия. У его людей нет такого технического опыта, чтобы заставить плохие орудия одерживать верх над хорошими. Он должен пользоваться собственными преимуществами — числом и подвижностью — и, пока его снаряжение не будет улучшено, нельзя и говорить, когда закончатся проволочки на его фронте!