Читаем Семь столпов мудрости полностью

В этих ближних частях масштабы восстания произвели на меня впечатление. Эта густонаселенная область, от Ум-Леджа до Канфида, более двух недель марша на верблюде, внезапно преобразилась из сборища случайных кочевников-разбойников в извержение против Турции, сражаясь с ней определенно не нашими методами, но достаточно яростно, вопреки религии, которая должна была поднять Восток на священную войну против нас. Сами на то не рассчитывая, мы выпустили на волю страстные антитурецкие чувства, которые, после горького опыта поколений под их властью, так просто умереть не могли бы. Среди племен в зоне боевых действий стояло нервное возбуждение, как всегда, я полагаю, бывает с национальными движениями; но оно странным образом беспокоило того, кто произошел из страны, свободной так давно, что национальная свобода потеряла для нас вкус, как вода.

Позже я увидел Фейсала снова и пообещал сделать для него все возможное. Мои начальники приготовят базу в Йенбо, где припасы и снаряжение, нужные ему, будут доставлены на берег для его исключительного пользования. Мы постараемся разыскать ему офицеров-добровольцев из военнопленных в Месопотамии или на Канале. Мы сформируем артиллерийские и пулеметные команды из рядовых в лагерях для военнопленных и обеспечим их такими горными орудиями и легкими пулеметами, какие можно добыть в Египте. Наконец, я посоветую прислать офицеров британской армии, профессионалов, в качестве советников и связных к нему на поле боя.

В это время наш разговор принял самый приятный оборот и закончился теплой благодарностью от него и приглашением вернуться в ближайшее время. Я объяснил, что мои обязанности в Каире исключают полевую работу, но что, возможно, мои начальники позволят мне нанести второй визит позже, когда его теперешние нужды будут удовлетворены, и его движение успешно пойдет вперед. Тем временем я попрошу возможности отправиться в Йенбо из Египта, где быстро поставлю это дело на ноги. Он сразу назначил мне эскорт из четырнадцати шерифов джухейна, все из рода Мохаммада Али ибн Бейдави, эмира джухейна. Они должны были доставить меня в сохранности в Йенбо к шейху Абд эль Кадиру эль Абдо, его губернатору.

<p>Глава XVI</p>

Покинув Хамру на закате, мы двинулись обратно к вади Сафра до противоположной ей Хармы, где свернули направо, в боковую долину. Она плотно заросла жестким кустарником, через который мы с трудом пробирались на верблюдах, подобрав шнуры седельных сумок, чтобы предохранить их от колючек. Через две мили мы начали взбираться по узкой тропе в Дифран, где даже ночью было очевидно, что в дорогу было вложено много труда. Она была искусственно сглажена, и камни уложены с каждой стороны в твердую защитную стену от потоков дождя. Части ее поднимались ступеньками и иногда были вымощены крупными на вид плитами шести-восьми футов высотой из цельного камня: но они были во многих местах проломлены ливнями и находились в странном запустении.

Подъем продолжался около мили, и крутой спуск на другой стороне был примерно таким же. Затем мы вышли на ровное место и оказались в изломанной скалистой местности с запутанной сетью вади, главный поток которых явно шел на юго-запад. Дорога была хорошей для наших верблюдов. Мы проехали около семи миль в темноте и прибыли к колодцу Бир эль Марра, в долину с очень низким отвесным берегом, в начале которой стояло под звездным небом квадратное здание форта из тесаного камня. По видимости, и форт, и мощеная дорожка были выстроены египетскими мамелюками для проезда караванов паломников из Йенбо.

Мы заночевали там, проспав шесть часов, большая роскошь в дороге, хотя этот отдых прерывался дважды почти невидимыми отрядами всадников, находившими наш бивуак. После этого мы побродили среди хребтов меньшего размера, пока рассвет не выявил мягкие долины песка со странными холмами из лавы, окружающими нас. Здесь лава была не сине-черной, как в полях вокруг Рабега; она была ржавого цвета, сваленная огромными утесами с волнистой поверхностью, неровной и такой изогнутой текстурой, как будто с ними играли, пока они были мягкими. Песок, лежавший сначала ковром у подножия из долерита, постепенно поглощал его. Горы становились ниже, песок поднимался перед ними крупными кучами, пока даже гребни не были засыпаны песком и наконец тонули в нем, исчезая из вида. Так, пока солнце всходило высоко и становилось мучительно яростным, мы держали путь по пустынным дюнам, скатываясь на мили к югу через горы к туманному морю, где оно лежало в дымке, серо-синее в искаженном зноем пространстве.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии