Погоду и войска еще можно было обсуждать: но Алленби планировал атаку на девятнадцатое сентября и хотел, чтобы мы выступили не раньше четырех дней и не позже двух до его атаки. Он сказал мне, что если трое мужчин и мальчишка с пистолетами будут перед Дераа шестнадцатого сентября, это будет лучше для его плана, чем тысяча людей за неделю до того или после того. По правде говоря, ему была безразлична наша боевая мощь, и он не учитывал нас как часть своих тактических сил. Наша цель для него была нематериальной, психологической, диатетической: намеренно держать вражеское командование на трансиорданском фронте. С моих английских позиций я разделял это мнение, но с моих арабских позиций как нагнетание страха, так и боевые действия казались равно важными, первое — чтобы служить общему успеху, второе — чтобы укрепить в арабах самоуважение, без которого их победа была бы неполной.
Итак, мы без колебаний отложили план Янга и обратились к построению собственного. Добраться до Дераа от Аба эль Лиссан — это займет две недели; перерезать три железнодорожные линии и отступить в пустыню, чтобы перестроиться — еще неделю. Участники нашей вылазки должны обеспечить себя на три недели. Я понимал, что это значит — мы делали это в течение двух лет — и я сразу же дал Доуни свою оценку, что для движения двух тысяч верблюдов, одним переходом, без сборных пунктов впереди и без дополнительных колонн снабжения, будет достаточно пятисот человек регулярной верховой пехоты, батареи французских скорострельных горных орудий (65 дюймов), соответствующее количество пулеметов, две бронемашины, саперы, разведчики на верблюдах, два самолета — пока мы не выполним нашу миссию. Это казалось вольным прочтением фразы Алленби о трех мужчинах и мальчишке. Мы рассказали все Бартоломью и получили благословение Генерального штаба.
Янг и Джойс были не слишком рады, когда я вернулся и заявил, что их великий план был отвергнут. Я не называл его громоздким и запоздалым: а переложил бремя перемен на подкрепление, пришедшее к Алленби. Моим новым предложением — в котором я авансом просил их участия — было запутанное смешение в следующие полтора месяца «подрывного» рейда Британского верблюжьего корпуса и главного рейда на Дераа, чтобы застать турок врасплох.
Джойс считал, что я неправ. Вовлекать в дело иностранцев — значит унизить арабов, а отпустить их через месяц — и того хуже. Янг упрямо отбивался от моей идеи: «Невозможно!» Верблюжий корпус завладеет вьючными верблюдами, которые в противном случае могли бы дать возможность отряду Дераа достигнуть цели. Гонясь за двумя жирными зайцами, я не поймаю ни одного. Я стал возражать, и завязался бой.
Первым делом я занялся Джойсом по поводу Имперского верблюжьего корпуса. Он прибудет в Акабу однажды утром, и ни один араб об этом не узнает; он исчезнет так же внезапно в направлении Рамма. Он прошагает от Мудоввары до моста Киссир по пустыне, вдалеке от глаз Арабской армии и от ушей деревенских жителей. В создавшемся тумане вражеская разведка заключит, что все верблюжьи бригады, которые больше не имеют значения, теперь на фронте Фейсала. Приписывая Фейсалу такую ударную силу, турки будут очень заботиться о безопасности своей железной дороги; тем временем появление Бакстона в Киссире — очевидно, по данным предварительной разведки — придаст правдоподобие даже самым бредовым россказням о нашем намерении скоро атаковать Амман. Джойс, обезоруженный этими доводами, теперь прикрывал меня своей благосклонностью.
Транспортным заботам Янга я сочувствовал мало. Он, как человек новый, считал мои задачи неразрешимыми: но я уже совершал подобные вещи, причем походя, не имея и половины его возможностей и концентрации, и знал, что эти задачи даже не трудны. Что до Верблюжьего корпуса, мы оставляли Янга сражаться с поклажей и расписанием, поскольку Британская армия — это его профессия, и, хотя он ничего не собирался обещать (кроме того, что сделает все возможное), разумеется, все это было сделано, причем за два-три дня до необходимого времени. Рейд на Дераа был предложением другого рода, и я шаг за шагом оспаривал мнение Янга о его природе и снаряжении.
Я вычеркнул фураж, самое больное место, начиная с Баира. Янг иронически отозвался о долготерпении наших верблюдов: но в этом году в районе Азрак-Дераа были великолепные пастбища. Продовольствие людей я урезал в части второй атаки и обратного пути. Янг вслух предположил, что тогда людям придется сражаться голодными. Я объяснил, что нас будет кормить сама местность. Янг считал, что местность эта слишком бедная. Я назвал ее очень хорошей.