Читаем Семь столпов мудрости полностью

Мы разожгли костер для кофе, чтобы он служил маяком для остальных, и ждали, пока прошли их темные ряды. На следующий день мы пошагали в вади Эль Джинз, к водоемам, мелким озерам, посаженным, как глаза среди морщин на лице глинистой равнины, в обрамлении кустов, будто ресниц. Вода была серой, как известковое дно долины, но вкусной. Там мы остались на ночь, поскольку Зааги застрелил дрофу, белое мясо которой справедливо хвалил еще Ксенофонт[111]. Пока мы пировали, и верблюды пировали тоже. Благодаря щедрости весны, они ходили по колено в сочной зелени.

Четвертый легкий переход привел нас к Атаре, нашей цели, где разбили лагерь наши союзники — Мифлех, Фахад и Адхуб. Фахад еще не оправился от ран, но Мифлех вышел приветствовать нас медоточивыми речами, его лицо было изъедено жадностью, и голос был хриплым от нее.

Наш план, благодаря львиной доле Алленби, обещал быть простым. Мы должны были, когда будем готовы, пересечь рельсы до Темеда, главного водопоя бени-сахр. Оттуда под прикрытием их кавалерии мы двинемся в Мадебу и приспособим ее под наш штаб, пока Алленби приведет в должное состояние дорогу Иерихон-Сальт. Мы должны легко поравняться с британцами, без единого выстрела.

Тем временем нам оставалось только ждать в Ататире, который, к нашей радости, по-настоящему зазеленел, в каждой впадине был водоем, и долины среди высокой травы пестрели цветами. Меловые гребни, бесплодные из-за соли, чудесно обрамляли водные каналы. С самой высокой их точки мы могли смотреть на север и на юг, видя, как сбегающий вниз дождь раскрасил долины сквозь белизну широкими полосами зелени, четкими и твердыми, как мазки кисти. Все вокруг росло, и с каждым днем картина была полнее и ярче, пока пустыня не смогла равняться с лугом. Игривые стаи ветров прилетали, сталкивались друг с другом и кувыркались, их широкие, краткие порывы шли по волнам травы, на мгновение приглаживая ее ленты темного и светлого шелка, как молодую кукурузу под косой. На холме мы сидели и дрожали перед этими изгибающимися тенями, ожидая тяжелого порыва ветра — и наших лиц касалось теплое, ароматное дуновение, очень нежное, проходившее позади нас серебристо-серым светом, вниз по зеленой долине. Наши отощавшие верблюды паслись около часа, а затем ложились переваривать пищу, тяжело пережевывая порцию за порцией зеленой жвачки.

Наконец пришли вести, что англичане взяли Амман. В полчаса мы собрались на Темед, через опустошенные рельсы. Затем нам сообщили, что англичане отступают, и, хотя мы предупреждали об этом арабов, все же они были обеспокоены. Следующий гонец рассказал, что англичане только что бежали из-под Сальта. Это было прямо противоположно намерениям Алленби, и я напрямую поклялся, что это неправда. Галопом прискакал человек и сказал, что англичане разрушили всего несколько рельсов к югу от Аммана, после напрасной двухдневной атаки на город. Я начал серьезно беспокоиться из-за противоречивых слухов, и послал Адхуба, который наверняка не мог потерять голову, в Сальт с письмом для Четвода или Ши, чтобы просить их доложить о реальной ситуации. Во время этого перерыва мы часами беспокойно скитались по полям молодого овса, лихорадочно разрабатывая в уме план за планом.

Очень поздно ночью в долине раздалось эхо от стука копыт лошади Адхуба, и он прибыл рассказать нам, что Джемаль-паша находится в Сальте с победой и сейчас вешает тех местных арабов, которые приветствовали англичан. Турки все еще преследовали Алленби, далеко по Иорданской долине. Думали, что и Иерусалим будет отвоеван. Я знал моих соотечественников достаточно, чтобы отвергнуть эту возможность; но ясно было, что дела идут очень плохо. Мы, озадаченные, снова проскользнули в Ататир.

Этот внезапный поворот событий еще больше задел меня. План Алленби казался скромным, и то, что мы так уронили себя перед арабами, было прискорбно. Они никогда не верили, что мы сделаем те великие дела, которые я предсказывал: и теперь их независимый дух вынудил нас сидеть и наслаждаться здесь весной. Их подстрекали какие-то цыгане, семейство с севера, везущие на ослах произведения своего жестяного ремесла. Кочевники Зебна встречали их с юмором, который мне мало был понятен — пока я не увидел, что, кроме своего законного промысла, женщины предлагали и другие услуги.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии