Когда я размышлял, как поеду, в одно дождливое утро к нам прибыл без предупреждения Талал эль Харейддин, шейх Тафаса. Он был знаменитостью, объявленной вне закона, за его голову была назначена цена, но его величие было таково, что он ездил всюду, где ему было угодно. За два безумных года он убил, по донесениям, около двадцати трех турок. Шесть его приближенных восседали на великолепных животных, а сам он щеголял по последней моде Хаурана. Плащ у него был из тончайшей ангорской овчины, покрыт зеленым сукном, с шелковыми вставками и украшениями из тесьмы. Другие его одежды были шелковыми; и его высокие ботинки, серебряное седло, меч, кинжал и винтовка равнялись с его репутацией.
Он важно прошел к нашему очагу для кофе, как человек, уверенный в хорошем приеме, шумливо приветствуя Али (после долгого пребывания среди кочевников все крестьяне казались шумливыми), хохоча во все горло над погодой, над нашей старой крепостью и над врагом. Он выглядел лет на тридцать пять, был приземистым и сильным, с полным лицом, выщипанной бородой и длинными острыми усами. Его круглые глаза казались еще круглее, больше и темнее от сурьмы, которой он подкрашивался по деревенской моде. Он был всей душой за нас, и мы обрадовались, поскольку с его именем считались в Хауране. Когда день убедил меня в его надежности, я тайно отвел его в пальмовый сад и рассказал, что хочу осмотреть окрестности. Идея восхитила его, и он составил мне компанию в походе так охотно и бодро, как только мог сириец на хорошем коне. Халим и Фарис, специально приглашенные, поехали со мной в качестве охраны.
Мы прошли мимо Умтайе, осматривая дороги, колодец и поля лавы, пересекли рельсы до Шейх Саада и свернули на юг к Тафасу, где был дом Талала. На следующий день мы проехали в Телль Арар — великолепная позиция, прикрывающая Дамасскую железную дорогу и возвышающаяся над Дераа. Затем мы поехали через каверзную холмистую местность в Мезериб на Палестинской железной дороге; рассчитывая и на нее, когда в следующий раз, с людьми, деньгами и пушками мы начнем всеобщее восстание, чтобы завоевать неизбежную победу. Возможно, наступающая весна уже увидит бросок Алленби вперед.
Глава LXXX
Чтобы как следует завершить эту разведку пустошей Хаурана, было необходимо посетить Дераа, его главный город. Мы могли отрезать его на севере, западе и юге, разрушив три железнодорожных пути; но было бы аккуратнее сначала атаковать узловой пункт, а действовать потом. Талал, однако, не мог отважиться пойти со мной, поскольку он был хорошо известен в этих местах. Так что мы расстались с ним, с множеством благодарностей с обеих сторон, и поехали к югу вдоль линии почти до Дераа. Там мы спешились. Мальчик, Халим, взял пони и направился в Нисиб, к югу от города. Я планировал обойти с Фарисом железнодорожную станцию и город, а после заката дойти до Нисиба. Фарис оказался наилучшим спутником для этой прогулки, потому что был неприметным крестьянином, достаточно старым и почтенным, чтобы годиться мне в отцы.
Почтенность стала сомнительной, когда мы брели мокрым солнечным днем, сменившим дожди прошлой ночи. Земля была грязной, мы шли босиком, и мерзкая погода оставила следы на наших оборванных одеждах. Я был в мокрых вещах Халима, рваной хауранской куртке, и еще хромал на ногу, сломанную, когда мы взрывали поезд Джемаля. По скользкой дороге идти было трудно, мы широко расставляли пальцы ног и цеплялись ими за землю: и так идти милю за милей было для меня изощренной мукой. Из-за того, что боль беспокоила меня, я не всегда придавал значение моим болезням в нашем восстании; но вряд ли хоть один день в Аравии проходил без физической боли, в дополнение к разъедающему чувству соучастия в обмане по отношению к арабам и к тяготам ответственности, положенным командиру.
Мы вскарабкались на изгиб насыпи Палестинской железной дороги, и с этой выгодной позиции осмотрели станцию Дераа; но место было слишком открытым, чтобы рассчитывать на внезапную атаку. Мы решили обойти восточный фронт обороны, и поплелись туда, замечая немецкие склады, колючую проволоку там и сям, остатки траншей. Турецкие солдаты, не проявляя любопытства, ходили между палатками и отхожими ровиками, вырытыми с нашей стороны.
От угла аэродрома, с южного края станции мы направились к городу. Там под навесами стояли старые аэропланы «альбатрос», и вокруг слонялись люди. Один из них, сирийский солдат, начал расспрашивать нас о наших деревнях, и много ли «правительства» там, где мы живем. Это был, возможно, потенциальный дезертир, искавший убежища. Мы, наконец, отвязались от него и повернули прочь. Кто-то позвал нас по-турецки. Мы продолжали идти, притворяясь глухими; но сержант пошел за нами, и грубо взял меня за руку со словами: «Бей требует тебя». Было слишком много свидетелей, чтобы драться или спасаться, и я пошел добровольно. На Фариса он не обратил внимания.