Семь столпов мудрости

Эта пустыня, которая выполняла такую великую роль вокруг оазисов и так сформировала характер Аравии, были разнообразна по природе. На юге от оазисов она являла собой нехоженое море песка, тянувшееся рядом с населенным откосом побережья Индийского океана, закрывая его от арабской истории и от всякого влияния арабской морали и политики. Хадрамаут, как называли это южное побережье, сформировал часть истории голландских Индий; и мысль его оказывала влияние скорее на Яву, чем на Аравию. К западу от оазисов, отделяя их от гор Хиджаза, лежала пустыня Неджд, местность из гравия и лавы с небольшой долей песка. К востоку от этих оазисов, отделяя их от Кувейта, располагался сходный участок гравия, но с некоторыми промежутками труднопроходимого мягкого песка. К северу от оазисов тянулся пояс песка, и затем — бесконечная равнина гравия и лавы, заполняющая все между восточным краем Сирии и берегами Евфрата, где начиналась Месопотамия. Проходимость этой северной пустыни для людей и автомобилей дала возможность арабскому восстанию завоевать верную победу.

Горы запада и равнины востока всегда были в Аравии местами более населенными и активными. В особенности на западе, в горах Сирии и Палестины, Хиджаза и Йемена, люди то и дело вливались в текущие события нашей европейской жизни. С точки зрения духовной, эти плодородные, здоровые холмы были в Европе, а не в Азии, поскольку арабы смотрели всегда на Средиземноморье, а не на Индийский океан, в поисках своих культурных симпатий, своих предприятий и особенно своего расширения, так как проблема миграции была величайшей и наиболее сложной силой в Аравии, и общей для всей Аравии, но могла варьироваться в разных арабских районах.

На севере (Сирия) рождаемость в городах была низкой, а смертность высокой из-за антисанитарных условий и беспокойного образа жизни, который вело большинство. Вследствие этого излишек крестьянства находил свободные места в городах и поглощался ими. В Ливане, где с санитарией было получше, ежегодно случался великий исход молодежи в Америку, грозивший (впервые со времен Греции) поменять картину всего округа.

В Йемене решение было другим. Там не было торговли с иностранцами и не было массовой индустрии, чтобы сосредоточивать население в нездоровых местах. Города были только рынками, такими же чистыми и простыми, как и обычные деревни. В силу этого население увеличивалось медленно; уровень жизни опустился очень низко, и численное скопление сильно чувствовалось. Там не могли эмигрировать за море, поскольку в Судане было еще хуже, чем в Аравии, и немногие племена, которые отваживались на переход, ради выживания были вынуждены до глубины изменить себе как семитам, своему образу жизни и культуре. Они не могли двинуться на север, вдоль гор, потому что там был преградой священный город Мекка и его порт Джидда: пояс чужаков, постоянно подкрепляемый пришельцами из Индии, с Явы, из Бухары, из Африки, очень сильными и живучими, яростно враждебными семитскому сознанию, и поддерживаемыми, вопреки экономике, географии и климату, дополнительным фактором мировой религии. Перенаселение Йемена по этим причинам становилось чрезвычайным и находило единственную разрядку на востоке, толкая более слабые массы с его границы вниз и вниз по склонам гор вдоль Видиан, полупустынного округа великих водоносных долин Биши, Давасира, Раньи и Тарабы, проходящих по направлению к пустыне Неджд. Эти более слабые кланы постоянно вынуждены были менять хорошую воду и пышные пальмы на скудные источники и чахлые пальмы, пока, наконец, они не достигали территории, где нормальная сельскохозяйственная жизнь становилась невозможной. Тогда они начинали восполнять свое ненадежное земледелие разведением овец и верблюдов, и со временем их жизнь все больше и больше зависела от их стад.

Наконец, под последним напряженным натиском сзади, приграничный народ (теперь почти полностью пастушеский) вытесняли из самого дальнего, самого отчаянного оазиса — кочевать в нехоженой пустыне. Этот процесс можно было проследить сегодня по отдельным семьям и племенам, походы которых можно было бы обозначить точными названиями и датами; должно быть, шли они с первого дня полного заселения Йемена. Видианы ниже Мекки и Таифа полнятся воспоминаниями и географическими названиями, оставшимися от полусотни племен, которые пришли оттуда и сегодня обнаруживаются в Неджде, в Джебель-Шаммаре, в Хамаде, даже на границах Сирии и Месопотамии. Это был источник миграции, фабрика кочевников, пополнение потока скитальцев пустыни.