В моем случае необходимость все эти годы жить в одежде арабов и имитировать основы их мышления выбросила меня из моей английской сущности и заставила смотреть на Запад и его условия новыми глазами: все это стало потеряно для меня. В то же время я не мог искренне влезть в кожу араба: это было всего лишь притворство. Человек легко становится неверующим, но трудно обратить его в новую веру. Я выпал из одной формы и не принял другую, стал как гроб Магомета в нашей легенде[5], с равнодействующим чувством сильного одиночества в жизни и презрения — не к людям, но ко всему, что они делают. Такая отчужденность приходит по временам к человеку, истощенному длительными физическими усилиями и одиночеством. Его тело ворочается машинально, в то время как разум оставляет его и критически взирает на него из ниоткуда, спрашивая, чем занимается эта пустая оболочка и зачем. Иногда эти сущности общались в пустоте, и тогда безумие подходило совсем близко, как, по-моему, оно всегда близко к тому, кто видит вещи сквозь завесы сразу двух обычаев, двух воспитаний, двух окружений.
Глава II
Первой сложностью в восстании арабов было определить, кто такие арабы. Поскольку этот народ был образован искусственно, значение их имени медленно, год от года, менялось. Когда-то оно значило «аравиец». Была страна, называемая Аравией; но никакого смысла в этом не было. Был язык, называемый арабским; и в этом был критерий. Это был обиходный язык Сирии и Палестины, Месопотамии и огромного полуострова, что значился на карте как Аравия. До покорения мусульманами эти края были населены разными народами, говорящими на языках арабской семьи. Мы называли их семитами, но использовали этот термин (как и большинство научных терминов) некорректно. Однако арабский, ассирийский, вавилонский, финикийский, еврейский, арамейский и сирийский языки были родственны, и указания на общее влияние в прошлом или даже на общее происхождение были усилены тем, что мы знали: внешность и обычаи существующих арабскоязычных народов Азии, хотя и разнообразные, как поле маков, имеют равное и существенное сходство. Мы могли с полным правом считать их родичами — и они определенно знали о своем родстве, даже если досадовали на это.
Арабскоязычные территории Азии в этом смысле представляли собой нечто похожее на параллелограмм. Северная сторона его тянулась от Александретты по Средиземноморью, через Месопотамию на восток к Тигру. Южной стороной был край Индийского океана от Адена к Маскату. На западе граница проходила по Средиземноморью, Суэцкому каналу и Красному морю до Адена. На востоке — по Тигру и Персидскому заливу к Маскату. Этот участок земли, размером с Индию, был родиной наших семитов, в которой ни один иностранный народ не задерживался постоянно, хотя египтяне, хетты, филистимляне, персы, греки, римляне, турки и франки пытались это сделать разными путями. Все были в итоге сломлены, и их раздробленные частицы потонули в сильных чертах семитской расы. Семиты иногда проталкивались дальше с этой земли и сами тонули во внешнем мире. Египет, Алжир, Марокко, Мальта, Сицилия, Испания, Киликия и Франция впитали и уничтожили семитские колонии. Только Триполи в Африке и вечное чудо еврейства сохранили семитов вдали от их краев с определенной долей самосознания и силы.
Происхождение этих народов — вопрос академический; но, чтобы понять их восстание, важны были их современные социальные и политические различия, а их можно было уловить, только взглянув на их географию. Этот их континент попадал в несколько огромных областей, грубые различия которых заставляли их обитателей разниться в привычках. На западе этот параллелограмм был обрамлен от Александретты до Адена горным поясом, называемым на севере Сирией, а далее, к югу — соответственно Палестиной, Мидианой, Хиджазом и, наконец, Йеменом. Высота этого пояса в среднем равнялась трем тысячам футов[6], с вершинами от десяти до двенадцати тысяч футов. Он был обращен на запад, хорошо увлажнен дождями и облаками с моря, и основная его часть была плотно населена.
Другой ряд населенных гор, обращенных к Индийскому океану, был южной границей параллелограмма. Восточная граница его сначала была аллювиальной равниной, именуемой Месопотамией, но юг Басры был равниной литоральной, именуемой Кувейтом и Газой, до Гаттара. Большая часть этой равнины была заселена. Эти населенные горы и равнины обрамляли бездну жаждущей пустыни, в сердце которой был архипелаг орошаемых и населенных оазисов, именуемых Касим и Арид. В этой группе оазисов лежал подлинный центр Аравии, хранилище ее национального духа и наиболее сознательной индивидуальности. Пустыня окружала его и сохраняла нетронутым.