Семь смертных грехов

- А по какой это причине ты оказываешь мне такую услугу?

Дама покраснела и, стыдливо опустив глаза, молча перебирала оборку платья.

Квестарь насмешливо свистнул,

- А я, красавица, не верю, чтобы меня отцы-кармелиты так очернили.

- Не веришь? Да они суду тебя предадут, закуют в колодки. Ну и не верь, отец мой. Мне-то какое дело. Я выполняю христианский долг и больше ничего. Не верь. Они говорили, что ты великий грешник.

Брат Макарий взял ее за руку и нежно спросил:

- А ты не боишься с великим грешником говорить?

- Нет, не боюсь.

- За что же такая милость мне?.

- Вовсе не милость. То, что о тебе говорили, - неправда.

- Откуда ты знаешь?

- Знаю - и все тут.

- Да ты умница.

- Отец, беги!

- Ладно, убегу, любопытно лишь, почему ты так за мою жизнь боишься?

Женщина снова покраснела и замолчала.

- Ну-ка, скажи, а то никуда не уйду. Она умоляюще сложила руки и прошептала с горячей мольбой в голосе:

- Беги же.

- Скажи одно слово. Ну?

- Не могу...

- Ты меня спасаешь, отцов-кармелитов не боишься, а слово сказать стесняешься. Вот здорово!

- Да я...

- Смелей, дорогая, смелей!

- Да я тебя люблю... - и, прошептав это, она, как призрак, исчезла в кустах малины.

Квестарь крякнул, почесал бородавку, которая вдруг немилосердно начала зудеть, и тихо воскликнул со вздохом:

- О боже! Дивны пути твои!

Потом, раздвинув кусты, осмотрелся, не следит ли за ним кто-нибудь, и, успокоенный царящей вокруг тишиной, просунул голову в окно винного погреба, глубоко вдохнул доносившийся оттуда аромат и сказал:

- О проклятая судьба! О обманчивая дружба! Только что я собрался побрататься с тобой, чудесный бочонок, и вот должен уйти, не вкусив твоей любви! О бочка с красной печатью, предназначенная для самых важных гостей, как тяжело уходить, не обняв тебя! Прощай же, и если когда-нибудь к тебе приникнут уста человека справедливого, дай ему удовольствие, какое ты дала бы мне; если же это будет кармелит или какой-нибудь другой монах, наполни уста его горечью, какой наполнен я теперь. Прощай, венгерское! Ты мне будешь сниться по ночам, а днем, как только посмотрю на солнце, мне будет казаться, что я вижу тебя, о бочка, не выпитая до дна!

Осторожно раздвинув кусты малины, квестарь вышел к башне и, внимательно прислушиваясь, пробрался в свою комнату. Недолго думая, он сложил кое-как свое имущество в мешок и, вскинув его за спину, вышел из ворот к подъемному мосту.

Стражники поинтересовались, куда это он собрался на ночь глядя: было уже поздно, и они готовились поднимать мост.

- Иду по грибы, - ответил квестарь.

- Тьфу, - плюнул старый, усатый стражник. - Грибы по ночам собирают только колдуны.

- Ты, ваша милость, глуп, - возразил брат Макарий, - собирать грибы при лунном свете лучше всего, они сами так и лезут из-под деревьев прямо в мешок.

- Тьфу, тьфу, тьфу! - трижды сплюнули стражники. - Да ты не утопленник ли, что не боишься дьяволов по ночам?

- А у меня против них заклятие есть, - потряс квестарь мешком. - Спите спокойно.

У моста брат Макарий встретил отца Поликарпа, возвращавшегося с прогулки в одну деревню, расположенную неподалеку от замка.

- Отец-привратник, - обратился он к монаху, - что-то воздух не по мне в этом замке.

Привратник испуганно оглянулся, но, убедившись, что его никто не подслушивает, шепнул:

- Удирай, брат, пока не поздно. Ты попал в немилость.

Брат Макарий почесал нос.

- По правде говоря, меня должны назначить управителем.

Монах скривил лицо, словно лягушку проглотил.

- Говорю тебе, они придумали штуку получше. Берегись, брат. Я тебя предупреждаю потому, что подружился с тобой.

Квестарь громко засмеялся:

- Трудно изловить вольную птицу.

- И птица попадает в ловко расставленные силки.

- Прощай, отец Поликарп. Тот не попадет в силки, кто сам умеет их расставлять.

Привратник кивнул головой, перекрестился и рысцой побежал к замку. Брат Макарий проводил его взглядом. Потом еще раз окинул весь замок, очертания которого красиво вырисовывались на фоне клубящихся туч, отвернулся и пошел вниз, по направлению к слободе, но, миновав окружавший ее вал, свернул в лес, чтобы не попасть в руки преследователей. Всю ночь он кружил по лесу, пока не проголодался, потом нашел развесистый дуб, улегся под ним на сухих листьях, подложив мешок под голову, и проспал до полудня. Проснувшись, он пошел дальше прямиком, обходя жилье и держа направление на восток. Перед заходом солнца, сам того не ожидая, он очутился около корчмы Матеуша и не мог удержаться от желания проглотить хотя бы ложку каши. Наперекор здравому смыслу он направился к корчме. Живот у него подвело, сухой язык жаждал влаги. Брат Макарий, не задумываясь, переступил порог корчмы. Матеуш почтительно принял его: он помнил, какую беседу с квестарем вел в его заведении магнат. Перед изголодавшимся братом Макарием появилась полная миска горячего кулеша и горьковатое пиво, а в это время на сковороде уже шипело жаркое. Но изумлению корчмаря не было предела, когда, поставив перед братом Макарием объемистый кувшин вина, только что принесенный из подвала и сверкавший капельками влаги, он увидел, что тот отодвинул кувшин и отказался пить.