Я понимала, что Беатрис, по мере сил, старается быть доброй по отношению ко мне. Но с другой стороны, я же с самого начала, с того момента, как услышала о своей прабабушке, увидела, как мы с ней похожи чисто внешне,
– Но если вы больше никогда не видели Кристину, то как узнали, что у нее появилась я? – ухватилась я за последнюю соломинку в надежде пролить свет на дальнейшую судьбу матери. И на свою тоже. А вдруг произошла какая-то ошибка, и я не имею никакого отношения к этой семье? И моя мать – совсем другая женщина.
– Я бы и не узнала, дорогая Майя, если бы не одна моя приятельница. Она трудилась волонтером в одном из сиротских приютов, которых в те годы в Рио было великое множество. Огромное число младенцев привозили из фавел. И вот так получилось, что моя подруга оказалась в приюте в тот самый день, когда туда заявилась Кристина. Она не назвалась. Просто бросила ребенка и убежала. Так многие мамаши поступали. Моя приятельница не сразу узнала Кристину. Ей потребовалось пару дней, чтобы понять, что та беззубая, болезненно худая женщина, принесшая ребенка, была Кристина. – Голос Беатрис снова предательски дрогнул от охватившего ее волнения. – Но, как только подруга все поняла, она тут же примчалась ко мне. Она сказала, что младенца-девочку оставили с кулоном из лунного камня на шее. Она подробно описала украшение, и я поняла, что это именно тот самый кулон, что я подарила дочери. Вместе с Эвандро мы немедленно отправились в приют, чтобы забрать тебя на правах родственников. Это случилось где-то через неделю после того, как тебя туда привезли. Но когда мы приехали, оказалось, что тебя уже забрали. Помнится, подруга тогда очень удивлялась, потому что, по ее словам, в приюте было полно других младенцев. Ведь иногда проходит несколько недель, прежде чем находится приемная семья для ребенка. А некоторые детки так и вырастают круглыми сиротами. Но с тобой, как видишь, все случилось очень быстро. Наверное, потому что ты была очень красивым ребеночком, – с улыбкой добавила Беатрис.
– Значит ли это, – начала я дрожащим голосом, понимая, что мне обязательно нужно задать вопрос, который уже давно вертелся на кончике моего языка, – что ваша подруга видела моего приемного отца?
– Видела, – подтвердила Беатрис. – И ту женщину, которая приехала вместе с ним забирать тебя. По ее словам, они оба показались ей очень добрыми и сердечными людьми. Мы с Эвандро буквально умоляли ее сказать нам, куда тебя забрали. Но она ведь была всего лишь волонтером и не владела такой конфиденциальной информацией.
– Понятно.
– Но есть одна вещь, которую она нам
Я извлекла из ящика конверт и достала из него фотографию. Размытое черно-белое изображение младенца с копной темных густых волос на головке и с огромными испуганными глазами. Дома в Атлантисе у нас куча фотографий, на которых я запечатлена младенцем, безмятежно покоящимся на руках Марины. Или когда меня убаюкивает Па Солт. А потому стоило мне лишь мельком взглянуть на снимок, и я тут же определила, что это моя фотография.
– Так вы никогда и не узнали, кто удочерил меня?
– Увы, нет. Хотя можешь поверить мне на слово, мы бросили все силы на твои поиски. Мы объяснили директору, что являемся твоими родными бабушкой и дедушкой, что намереваемся забрать тебя в семью и воспитывать как свою родную дочь. Тогда она спросила, имеются ли у нас какие-либо вещественные доказательства того, что девочка приходится нам внучкой. К сожалению, таких доказательств у нас не было. – Беатрис тяжело вздохнула. – Родная мать девочки отказалась назвать свое имя. И даже когда я показала директрисе фотографию, на которой я запечатлена с этим лунным камнем на шее, она сказала, что в глазах закона кулон едва ли сочтут весомым доказательством. Тогда я стала просить ее, даже
– Спасибо за то, что, хотя бы пытались, – прошептала я в ответ.
– Поверь мне, Майя, что если бы твой приемный отец не появился в приюте так скоро, наши жизни, и твоя, и моя, сложились бы совсем иначе.