Семь сестер

– Что ж, слушай. В один прекрасный день я обнаружила, что драгоценности моей матери, изумрудные серьги и колье, которые родители подарили ей на восемнадцатилетие и которые стоили целое состояние, исчезли из шкатулки, где я хранила свои украшения. Поскольку больше в доме ничего не пропало, то едва ли можно было говорить о том, что на вилле побывали грабители. К тому времени Кристина уже днями пропадала в фавеле. Мы с мужем решили, что наверняка в этом деле замешан какой-то мужчина. К тому же я все чаще стала замечать, каким остекленевшим бывает ее взгляд и зрачки расширены… Я проконсультировалась с одним знакомым врачом, и тот заявил, что, скорее всего, Кристина уже подсела на какие-то наркотики. – При этих словах тщедушное тело Беатрис содрогнулось. – А когда он сказал мне, сколько стоят все эти снадобья, то стало понятным, куда и почему исчезли изумруды. Кристина попросту украла их, а потом продала, чтобы купить себе новые порции дурмана. К этому моменту мы с ее отцом были практически на грани развода. Эвандро уже устал бороться. Надо было предпринимать что-то кардинальное. Пару месяцев назад Кристине исполнилось восемнадцать. Помню так ясно и отчетливо, словно это было вчера. Я подарила ей мамину цепочку и кулон из лунного камня. И помню, какое разочарование мгновенно разлилось по лицу дочери. Потому что она сразу поняла, что цена этому украшению невелика. И это стало самым ужасным, – впервые на протяжении всего монолога на глазах Беатрис выступили слезы, – из того, что она сделала. Ведь речь шла о самом дорогом моему сердцу украшении. Когда-то мой отец подарил его моей матери, а после ее смерти передарил лунный камень мне. И вот я, в свою очередь, преподнесла его в качестве подарка уже своей дочери, которая тут же стала прикидывать, на сколько реалов потянет эта вещица в какой-нибудь второсортной скупке ювелирных изделий и хватит ли вырученных средств на новую порцию наркотиков. Прости меня, Майя. Прости, дорогая. – Беатрис стала лихорадочно шарить рукой в кармане своего халата в поисках носового платка.

– Пожалуйста, не надо извиняться, – попыталась я успокоить ее, стараясь говорить ласково. – Понимаю, как тяжело делиться подобными вещами. Но постарайтесь помнить, вы рассказываете о совершенно незнакомом мне человеке. Я не знаю, какой была эта женщина, хорошей или плохой. У меня нет к ней никаких чувств и уж тем более нет любви, потому что я ее никогда не знала.

– Тогда продолжаю. Посоветовавшись с мужем, мы решили, что единственный выход противостоять Кристине – это открыто предупредить ее о том, что, если она не перестанет воровать вещи из дома и употреблять наркотики, мы будем вынуждены выставить ее вон, потребуем, чтобы она покинула виллу. Но если она одумается и станет вести нормальный образ жизни, тогда мы приложим все усилия, чтобы помочь ей, и, если надо, поддержим материально. Но к тому времени она уже была завзятым наркоманом. Да и жизнь ее протекала совсем в другом месте, в фавеле, среди тамошних ее друзей и приятелей. Одним словом, мы упаковали ее чемодан и попросили покинуть дом.

– Беатрис, я вам глубоко сочувствую. Представляю, как вам было тогда невыносимо тяжело. – Я слегка придвинулась к ней и осторожно пожала ее руку, пытаясь утешить.

– Да, было тяжело, – со вздохом согласилась Беатрис. – Но мы еще раз подчеркнули на прощание, что, если она одумается, завяжет с наркотиками и захочет вернуться к нам, мы встретим ее с распростертыми объятиями. Помню, как она спускалась по лестнице с чемоданом в руках, а я стояла у входной двери. Она прошла мимо, даже не глянув в мою сторону. А потом отвернулась на какую-то долю секунды и посмотрела на меня с такой ненавистью и злобой… Этот ее взгляд преследует меня до сих пор. – Слезы текли по щекам Беатрис, и она больше не скрывала их. – Пожалуй, все. С того самого раза я дочери больше не видела.

Какое-то время мы сидели молча, каждая погруженная в свои мысли. Хотя я и заверяла Беатрис, что не стану расстраиваться из-за того, что она сообщит о моей матери, но история, которую она только что поведала, оказалась слишком тяжела. Ведь как ни верти, а в моих венах течет кровь Кристины. А что, если ее пороки передались по наследству и мне?

– Майя, знаю, о чем ты сейчас думаешь, – внезапно снова заговорила Беатрис. Она вытерла слезы с глаз и окинула меня взглядом. – Позволь заверить тебя, что из того, что я успела заметить, общаясь с тобой, да и по рассказам Яры, в тебе нет ни йоты того, что напомнило бы мне мою дочь. Говорят, гены имеют обыкновение перепрыгивать через поколение или через два. Вот и ты… живой образ Изабеллы, моей матери. А из того, что мне рассказывали о ней, вижу, и по характеру вы очень схожи.