Семь песков Хорезма

Но как начну думать о ней, так страх одолевает. Нет у меня никого там — ни в Казани, ни в другом каком-либо городе. Мать померла, когда я еще на Кавказе службу нес. Можно, конечно, прийти к своему барину, сказать ему, так-то мол, барин, и так... Но что получится из этого? Да ничего хорошего — сдаст городовому, и вся биография. Можно еще юродивым прикинуться, пойти к церкви, на паперти жить. Да разве это жизнь?! И в Хиву опять вроде бы не за чем. Разве что...— не договорил Сергей, словно испугался этой мысли: «Возможно ли к ней? Не женаты, не венчаны. Вся и радость, что дитя нечаянное...» Отогнал Сергей чуждую мысль, попытался больше не думать о Юлдуз, да не тут-то было. Перевел Сергей разговор на другой лад, а она все равно не выходит из головы, и слова ее жалкие ожили в памяти: «Возьми меня к себе, я твоей белой жене ноги мыть буду».

Сергей надолго замолчал, и Рузмамед, понимая его, предложил:

— Оставайся у меня, Сергей-топчи. Живи сколько хочешь Тут хорошие, привольные места. И человеку, и зверю места хватает. Хива далеко. Россия далеко, ни один шайтан тебя не достанет.

— Спасибо, Рузмамед. — Сергей руку к сердцу приложил. — Ты настоящий друг, Рузмамед.

— Вон, рядом юрта стоит. Вместе а Атамурадом будешь в ней жить.

— А старший как?

— Аманнияз два-три дня побудет здесь, шкуры за берет, войлоки и на базар в Куня-Ургенч поедет. На зиму мука нужна...

...Началась у Сергея новая жизнь. Просыпался чуть свет, спешил в камыши на озерцо, плескался в свое удовольствие, коня поил и купал. Возвращался и сразу садился за чай. Рядом Рузмамед с сыновьями. Но вот проводили Аманнияза: навьючили на трех верблюдов сухие бараньи шкуры, новые кошмы, изготовленные же ной Рузмамеда Несколько дней после этого разъезжал Сергей с сердаром по чабанским кошам — спускался в долину и поднимался на урочище Капланкыр. Атамурад сопровождал отца и гостя А поскольку жили они в одной кибитке, вскоре Атамурад привязался к Сергею, как к родному, Рузмамед любил своего младшего и при случае учил уму-разуму. Как-то раз, остановившись у обрыва древней реки, издали рассматривая крепость Шах-Сенем, Атамурад сказал:

— Отец, я слышал от людей, что в этой крепости раньше жила красивая пери, а теперь в ней обитает страшный дэв,

— Аташ, я мечтаю увидеть тебя храбрым джигитом, а ты только и говоришь о красивых пери, — пожурил сына Рузмамед,—Один Аллах ведает, что из тебя получится, когда ты вырастешь. Учитель твой на тебя жалуется, говорит, что ты плохо запоминаешь суры Корана и все время спрашиваешь о недозволенном. Зачем ты спросил у него о божественной черепахе?

— Отец, я только поинтересовался, как же наша огромная земля помещается на черепахе, такого быть не может! Он ответил мне «может» и ударил по рукам палкой. Разве я виноват?

— Виноват, Аташ, еще как виноват, — принялся втолковывать Рузмамед. — Всякие сомнения ведут к непослушанию, а непослушание — к разногласиям. Разногласия порождают беды, войны, холеру и мор... Ты запомни, Аташ, я плачу мулле золотые тилля, чтобы научить тебя грамоте. Через два года, когда ты научишься читать и писать, я отвезу тебя в Хиву и отдам в медресе Ширгази. Ты, Аташ, должен стать муллой. Это воля твоего деда, и я исполню ее. Когда ты станешь муллой, тебя будут знать все наши туркмены.

Отец втолковывал сыну о пользе грамотности, а Сергей, когда-то окончивший три класса церковно-приходской школы, размышлял: «Вот и мне твердили, что земля держится на трех китах, дурачили почем зря... А для чего? Все для того, чтобы я и прочая чернь кроме Бога и сказок ничего не ведали. Бог он, как наваждение: одурачь человека и делай с ним все, что хочешь». Глядя, как Атамурад, разинув рот, слушает отца, Сергей на посмел перечить, лишь подумал: «Надо прочистить мозги мальчишке, пока их еще черным дурманом не закрасили... Рузмамед— храбрый сердар, и человек умный, но и у него голова забита всякой чертовщиной».

Домой возвратились поздно. Всю дорогу молчали — устали и проголодались. За ужином Рузмамед пожаловался Сергею:

— Один Аллах знает, кем станет мой младший сын. Сердце у него мягкое, как у девушки.

— Ничего, Рузмамед, — успокоил Сергей.— Ты доверь его мне, я научу его полезным делам.

Рузмамед со снисходительной улыбкой посмотрел на Сергея, но ничего не сказал.

После ужина Атамурад и Сергей отправились в свою юрту, легли спать. Едва зажмурив глаза, увидел Сергей перед собой Татьяну и Кирилку. Защемило сердце от боли.

— О Боже мой, как мне жить дальше?! — вырвалось у него. — У-ух, жизнь постылая...

Атамурад вскочил с кошмы, нагнулся над Сергеем.

— Сергей-ага, ты спишь?

— Нет, Аташ, пытаюсь уснуть.

— Ай, зачем спать, давай поедем на Шах-Сенем. Я правду тебе говорю: там живет один страшный дэв. Он держит у себя сорок лучших красавиц Хорезма.

— Это сказка, Аташ... Выдумки.

— Не выдумки, Сергей-ага. Чабаны сами видели. Давай утром поедем!

— Ладно, утром съездим, — пообещал Сергей, — а сейчас спи.

Атамурад вновь лег, тяжело вздохнул. Сергей поду мал: «Надо же, какие заботы мальчишку одолевают! Мне бы их!»