Семь камней

– В Лондоне, – ответила она. – Ты ведь знал, где она – верно?

Он задумался. Она видела, как мелькали мысли в его глазах. Что она знает? Может ли он отделаться ложью? Потом он заморгал, вдохнул воздух и выпустил его через нос в знак… решимости, как ей показалось.

– Да, – ответил он. – Я… поддерживаю связь с ее сестрой. Раз ты встретилась с Эммануэль, значит, ты виделась и с Мириам? – Одна из его косматых бровей поползла кверху, и Минни кивнула.

– Она сказала… сказала, что ты платил за уход. А ты видел ее? Видел, где они держат ее, видел, какая она? – Эмоции бурлили в ней словно приближавшаяся гроза, и Минни с трудом удерживалась и не переходила на крик.

– Нет, – ответил он, и она заметила, что он побелел весь, даже губы, то ли от гнева, то ли от каких-то других эмоций, она не могла определить. – Я больше никогда не видел ее, после того как она сообщила мне, что беременна. – Он опустил глаза на сцепленные руки. – Я пытался, – продолжил он, словно Минни в чем-то обвиняла его, хоть она и молчала. – Я пришел в обитель, говорил с матерью-настоятельницей. Она велела меня арестовать. – Он хохотнул, кратко и невесело. – Тебе известно, что совращение монахини – преступление, за которое привязывают к позорному столбу?

– Думаю, что ты откупился, – буркнула она мрачно.

– Так поступил бы каждый, кто может это сделать, ma chére, – возразил он, сдерживаясь. – Но мне пришлось уехать из Парижа. До той поры я не видел Мириам, но знал про нее. Я связался с ней, послал деньги, умолял ее узнать, что они сделали с Эммануэль, – и спасти ее.

– Она спасла.

– Я знаю. – Он уже пришел в себя и пронзительно посмотрел на Минни. – И если ты видела Эммануэль, ты знаешь, в каком она состоянии. Она сошла с ума, когда ребенок…

– Когда я родилась! – Она ударила ладонью по столу, и чашки звякнули на блюдцах. – Да, я знаю. Черт побери, ты винишь меня за нее – за то, что случилось с ней?

– Нет, – ответил он с явным усилием. – Нет.

– Хорошо. – Она набрала в грудь воздуха и выпалила: – Я беременна.

Он побелел как полотно, и она подумала, что он вот-вот потеряет сознание. Она подумала, что она тоже упадет в обморок.

– Нет, – прошептал он и посмотрел на ее живот. У нее сразу сжался желудок, и ей показалось, что ее вот-вот стошнит снова. – Нет. Я не позволю… Не позволю, чтобы с тобой это случилось!

– Ты… – Она была готова ударить его, может, и ударила бы, если бы он не сидел по другую сторону стола.

– Не смей мне говорить, как я могу избавиться от него! – Она смела чашку с блюдцем со стола, они ударились о стену, брызнув дождем черной заварки. – Я никогда не сделаю этого – никогда, никогда, никогда!

Отец нарочно расслабил позу. Он был все еще бледным, в его глазах затаилась боль, но он контролировал себя.

– Это, – ласково сказал он, – последнее, что я бы сделал. Ma chére. Ma fille.[65]

Она увидела, что его глаза наполнились слезами, и у нее защемило сердце. Он приехал за ней, когда она родилась. Приехал за своим ребенком, растил ее и лелеял.

Он увидел, как разжались ее кулаки, и нерешительно, словно шел по льду, шагнул к ней. Но она не отшатнулась и не закричала. Еще шаг – и они уже обнимали друг друга и рыдали. Она так давно не вдыхала родной отцовский запах – табака, черного чая, чернил и сладкого вина.

– Папа… – пролепетала она и заплакала еще сильнее, потому что никогда не могла сказать «мама» и никогда не сможет, а это крошечное, беспомощное существо, которое она носила в себе, никогда не будет знать отца. Никогда еще ей не было так грустно – но в то же время так спокойно.

Отец любил ее. Он явился за ней, когда она родилась. Он всегда будет любить ее – именно это он бормотал сейчас, уткнувшись в ее волосы, роняя слезы. Он никогда не допустит, чтобы ее преследовали и унижали так же, как ее мать, никогда не позволит причинить вред ей или ее ребенку.

– Я знаю, – сказала она и устало положила голову ему на грудь. – Я знаю.

17 Красный воск и все такое

Хэл вышел из кабинета сэра Уильяма Янга с высоко поднятой головой, отрывисто стуча каблуками по мраморной плитке. Он сердечно кивнул военному, стоявшему за дверью, сбежал вниз по ступенькам парадной лестницы, пересек холл и степенно вышел из дворца. Гарри с тревогой ждал его на другой стороне улицы.

При виде друга лицо Гарри расплылось в широкую ухмылку, а потом он запрокинул голову и завыл по-волчьи, к удивлению лорда Питта и двух его спутников, которые в тот момент проходили мимо. Хэл сумел поклониться им, а через секунду уже радостно колотил Гарри по спине и плечам. Одной рукой, потому что другой он прижимал к груди драгоценный указ.

– Боже! У нас все получилось!

– У тебя получилось!

– Нет, – настаивал Хэл и от радости двинул Гарри кулаком. – У нас. Мы это сделали. Гляди! – Он помахал под носом Гарри документом, который лежал в конверте и был запечатан красным воском. – Подпись короля, все как положено! Прочесть тебе?

– Да, каждое слово – но только не здесь. – Гарри схватил его за локоть и остановил проезжавший мимо кэб. – Давай – едем в «Бифштекс», там и выпьем.