Семь историй Чарли-Нелепость-Рихтера

Я судорожно вдохнул, пытаясь определить, есть ли кто-нибудь живой, но это было абсолютно бесполезно. Взгляд упал вниз — серый асфальт резко контрастировал с забавной зеленой бейсболкой, измазанной чем-то красным и липким.

Я резко сдернул с себя шлем, вновь очутившись в уютной комнате Синклера и заозирался в поисках пакета. Меня тошнило. Мерзкую муть, подступившую к горлу, уничтожило лишь виски, которое я глотнул прямо из горлышка бутылки, не утруждая себя поисками стакана.

Я видел смерть. Раз даже стал ее виновником. Мне не страшна была кровь, я не боялся закрытых навсегда глаз людей, но эта клятая бейсболка все стояла у меня перед глазами — такая нелепая на сером полотне асфальта.

Я даже не сразу заметил Синклера, сидящего на стуле и глядящего на меня, а когда заметил — вздрогнул, и виски полилось на футболку.

— Понравилось тебе? — спросил капитан зло, — Ну как, а, мальчик?

Лицо у него было снежно-белое, а руки дрожали.

— Вы — псих, — сказал я уверенно. Как ему вообще могла придти мысль записать все это? — Законченный.

— Они прислали мне эту запись, — прорычал он, — С мельчайшими подробностями, заметь. Эти ублюдки знали, куда бить! Думаешь, после этого можно жить? Радоваться жизни, ходить на работу, смеяться? А? Что ты молчишь? Мальчишка!

Я сполз на пол и обхватил руками колени. Смотреть на Синклера было страшно.

— Я видел эту запись десятки раз, — его голос звучал глухо, будто он говорил сам с собой. А может, так и было. — Сотни раз. Я знаю ее до самой мелочи, до каждого звука, каждого движения. Если бы вернуть тот день, я бы смог сделать что угодно, лишь бы они не сели в эту треклятую машину.

Меня начало знобить, и я сделал большой глоток спиртного в надежде согреться. Не получилось. Только голова закружилась сильнее, и в речи появилось легкое заикание, которого никогда не было в трезвом виде. Комната перестала казаться уютной, и я бы отдал все на свете, лишь бы очутиться в каком-нибудь другом месте.

И, желательно, не смотреть в глаза Синклеру.

— З-з-зачем?

— Да потому что я любил их! — Синклер посмотрел на меня, как на ненормального. Я договорил, выжимая из себя слова:

— З-з-зачем их убили?

В наступившей звездной тишине он ответил мне просто:

— Потому что я любил их.

Минуту мы молчали. Я пил, не обращая внимание на то, что капитан весьма неодобрительно посматривает на потребление его виски. Монополию на нравоучения Чарли Рихтера давно заполучил Риди, и все остальные после него казались слабыми подражателями.

— Моему сыну исполнилось бы шестнадцать, — сказал он устало, — моему Деннису… Сейчас он был бы высоким красивым парнем, ходил бы в кино, гонял на флайере по орбите, пил бы с друзьями пиво, отмечая день рождения. Может быть, него бы уже была девушка, и каждый вечер он задерживался бы, чтобы ее проводить, а мы с матерью смотрели бы в окно и названивали ему через каждые пять минут. Понимаешь, мальчик?

Я кивнул. Синклер достал свою фляжку из кармана и непедагогично сделал весомый глоток.

— Не убей они тогда Денниса и Сару, всё было бы иначе. Никакого чертова космоса, никакого долбанного "Квебека", никакого правительства. Только мы втроем. И всё, — пошел капитан на откровенность, — Не возражаешь, я еще выпью? Вот и отлично.

Я отхлебнул из бутылки еще виски и почувствовал, что начинаю пьянеть. Ощущение было, если честно, странное. Виски согревал тело, заставлял работать мозг в каком-то странном режиме, ясные четкие мысли сменились на расплывчатое, но чертовски верное интуитивное виденье, которое включалось у меня очень редко, но уж когда включалось…

Редко, но бывало так, что я изменял своей привычке раскладывать все по полочкам и доверялся подсознанию, и в эти моменты вдохновения у меня получалось видеть то, что сокрыто ранее. К сожалению, почти все моменты откровения свыше заканчивались скандалом — как правило, вызывались они применением психотропных веществ, а продолжались выяснением отношений с Диком. Ирландский темперамент, доставшийся мне по наследству от мамаши, все-таки сильно портит мне жизнь, периодически заставляя совершать очевидные глупости.

Сейчас это чертово видение заставило меня повнимательней вглядеться в усталое лицо Сикнлера, и увидеть через железную занавесь самоконтроля самое главное.

— Как же вы живете? — медленно произнес я, все еще сомневаясь, стоит ли об этом говорить, — Вы же не живете, вы — существуете. Вы спрятались ото всех, поставили себе какую-то нелепую цель, собрали всех этих людей, но за этим всем ничего нет. Пустота, — я отчеканил это безжалостно, сам поражаясь тому, что могу все это говорить, глядя в утомленные карие глаза, и не бояться. То ли меня сейчас меня вело знаменитое кельтское вдохновение, то ли мне теперь было совсем всё равно. — Вы делаете вид, что живете, а сами уже давно мертвы. Мертвы с того самого дня, когда потеряли жену и сына. Вот и всё.

— Ты пьян, мальчик, — сказал Синклер, но меня было уже не остановить. Было жестоко говорить это, но я иначе не мог, — И несешь глупости.