Семь историй Чарли-Нелепость-Рихтера

— Это абсурд! Шесть лет работы — твою мать, шесть лет! — ты готов псу под хвост пустить из-за какого-то паршивца! — старпом явно решил перейти на ультразвук, и Синклер закрыл дверь. Я встал, чувствуя, как в голову отчетливо долбится парочка упорных дятлов, но любопытство пересилило даже самое жесточайшее похмелье за последние полгода. Закрытая дверь приглушала звуки, но разговор велся на повышенных тонах и я, привалившись к стене, мог слышать, как Антон продолжает орать. — И когда? За считанные дни до операции!

— А что ты предлагаешь, оставить его здесь и рискнуть его жизнью?

— Мы все тут рискуем! Тогда какого хрена ты волок его сюда из Чикаго? — задал старпом резонный вопрос. Я перестал дышать, вслушиваясь в голос капитана за стеной.

— Да потому что я собираюсь его усыновить! — рявкнул Синклер, и я на минуту забыл, что такое дышать.

Гулкая тишина перемежалась лишь ударами сердца, как бывает, когда ныряешь на небольшую глубину и не слышишь ничего, кроме стука пульса.

Один.

Два.

Три.

Прорычав многоэтажное ругательство, я рывком поднялся с пола и нажал кнопку открытия дверей. Апатия, наступившая после того, как я напился, превратилась в бешеную неконтролируемую злость.

Выражение лица Синклера мне прочитать было сложно, но вот "а я же предупреждал" от старшего помощника спутать с чем-либо было нереально. Именно этим взглядом чаще всего награждали Риди директора тех школ, куда его вызывали, дабы выдать меня на поруки после какого-нибудь особенно громкого происшествия. Происшествий на моей памяти было много.

— Чарли, иди спать, — начал было капитан. Я вскинулся:

— А не пойди бы вам… — уточнение места, куда мог направиться Синклер, заставило старпома фыркнуть (уж теперь-то он точно не сомневался насчет моей испорченности), — Как же я вас всех ненавижу, — с чувством сказал я и вылетел из капитанской каюты.

Это было… мерзко! Это было подло! Черт, как же я не люблю, когда кто-то действует за моей спиной, это же предательство, в конце концов!

Меня душила обида, но, только добежав до своего последнего оплота — библиотеки, я осознал, что обидеть может только человек, который тебе дорог. Это было самое плохое.

Я уважал его.

Синклер был псих, чокнутый, чертов придурок, но за последние месяцы я, кажется, к нему привязался. Это было ненормально.

Я где-то слышал или читал про "стокгольмский синдром", когда заложник начинал испытывать к тому, кто его захватил чувство привязанности, но ведь это же было не то? Если честно, я запутался и разозлился, и, к тому времени, когда в библиотеку вошел капитан, я разгромил пару книжных полок, и уже собирался устроить диверсию, расколотив к чертям иллюминатор, но инженеры, строившие "Квебек" уж такую-то мелочь как крепкие стекла, предусмотрели.

— Совсем необязательно устраивать разгерметизацию, — усмехнулся Синклер, стоя в дверях, — Все равно не получится.

— Катитесь в…

"История Северной Америки в период с 16 по 19 века" полетела в дверной проем, описав красивую дугу. Капитан ловко увернулся.

— Поговорим?

— О чем? О том, что собираетесь меня усыновить? — поинтересовался я с издевкой, — Так вот, рад вам сообщить — ни хрена у вас не выйдет! Я лучше удавлюсь!

— Мальчик, послушай меня…

— И не собираюсь! — следующий увесистый том расколотил стоявшую на полке вроде как для украшения не то вазу, не то просто абстрактную скульптуру (она давно мозолила мне глаза, и, не будь я сейчас настолько зол, я бы поаплодировал собственной меткости), — Убирайтесь!

— Чарли, я понимаю, что ты обиделся, но…

— Я обиделся? — от изумления я даже перестал громить библиотеку — Поль Синклер был, конечно, мастер преуменьшать. Почему бы тогда не назвать нападение на Луна-Сити досадным недоразумением, а похищение меня из Чикаго — мелкой неприятностью… — Вы, мать вашу, решили за меня мою судьбу, плюнули на то, что я жил с людьми, которые мне дороги, украли меня из семьи, где я был счастлив, только потому, что вам так захотелось! Конечно же, я не обиделся…. Вы же сделали такое хорошее дело — подобрали меня, как щенка на улице, только вот в благотворительности я не нуждаюсь, ясно?!

Я начал кричать, уже не контролируя себя. Мне было плохо, по настоящему плохо, не потому что все события последнего времени снова свалились на меня со всей тяжестью — и долбаная мамаша, и моя несчастливая влюбленность в Джой, и "Квебек", и та запись, на которой вновь и вновь умирал Деннис Синклер, а потому что меня снова предали, и предал тот человек, которому я начал верить.

— Я — не ваш сын! И никогда им не буду! Меня тошнит от вас, вашего корабля и того, что вы делаете!

Синклер слушал меня молча, а потом просто подошел и крепко схватил за плечи. Я из дикова-то захвата выбирался с трудом, а тут просто не мог пошевелиться.

— Прекрати истерить! — гаркнул капитан, — И выслушай меня!

— Пошел ты… — я извернулся и укусил его за руку. От неожиданности или от боли, но Синклер меня выпустил, и я тут же огреб здоровой рукой хлесткий удар по щеке, и мешком осел на пол.