Семь историй Чарли-Нелепость-Рихтера

Реветь я, вообще-то, не собирался — так уж само вышло. Пощечина отрезвила меня сразу же, но вместо бешеной ярости наступило дурацкое плаксивое состояние. Я не неженка — боли не боюсь, но здесь была совсем другая, не физическая боль. Я спрятал лицо в ладонях и судорожно вздохнул, пытаясь не показать слез обиды.

— Прости, — он сел рядом и дотронулся до плеча, — Я…это автоматически вышло. Я не хотел тебя ударить.

— Отвалите, — не поднимая головы, резко произнес я.

В тишине, которая стояла в библиотеке, можно было услышать, как невдалеке передвигаются люди, кто-то отдает команды, работают двигатели. И дыхание Синклера тоже было слышно — ровное размеренное дыхание на фоне того, как всхлипывал я.

Надо успокоиться, Чарли, надо успокоиться.

Успокоиться было невозможно хотя бы потому, что эта пощечина стала напоминанием о прошлом, о давнем-давнем прошлом, когда маленький мальчик с темными волосами, жил в Нью-Йорке со своей матерью, которая его била.

Господи…как же я это все ненавижу…

— Я должен тебе все объяснить, — начал Синклер. Я дернул плечом, высвобождаясь из его руки.

— Перебьюсь без объяснений!

— Мальчик, послушай меня. Я хотел тебе все рассказать…

— Да вот только не успели, да? — язвительно перебил я, — И много народу об этом знает? Все, кроме меня? А с мамашей моей вы, случаем, не знакомы, а то уж больно синхронно у вас двоих получается действовать мне на нервы!

Капитан замолчал. Я ждал ответа, но, так и не дождавшись, все-таки поднял голову, и увидел, как он смотрит впереди себя, закусив губу.

— Мальчик, ты очень похож на Денниса, — наконец прошептал он, — Наверное, вы были бы хорошими друзьями.

— Я — не он.

— Я знаю, — просто согласился Синклер, — И тем не менее… Знаешь, когда я впервые тебя увидел, мне показалось, что он вернулся, и я зацепился за эту возможность, уж прости. А потом выяснилось, что у тебя нет семьи, и я решил, что, может быть, со мной тебе будет лучше.

— А о том, что есть еще и мое мнение, вам сложно было подумать?

Я поднял глаза и наткнулся на изучающий пристальный взгляд. Синклер был вроде бы и спокоен, но в глубине каре-зеленых глаз плескалось…беспокойство? Тревога? Волнение?

За меня редко кто волновался, если честно. За всю мою жизнь, я могу по пальцам одной руки пересчитать людей, в чьих глазах видел такое же выражение, но в глазах Риди всегда была тревога напополам с досадой, Питер смотрел чуть покровительственно, а другие…другие либо раздражались, либо были равнодушны. Говоря по правде, последнее устраивало меня больше всего — люди шли мимо меня, не останавливаясь, не оставляя в душе следа. Привыкнуть к тому, что кто-то испытывает за меня беспокойство, было трудно, особенно если этот кто-то — один из самых влиятельных людей Земли, бывший премьер огромной страны и капитан огромного космического корабля.

— Ну, извини, — капитан пожал плечами, — Эта счастливая мысль как-то не сразу пришла мне в голову. Чарли, неужели ты думаешь, что я не спросил бы тебя, хочешь ты этого или нет?

— Вы и не спросили, — упрямо произнес я.

Синклер снова меня уставился:

— Хорошо, спрашиваю, — сказал он, невесело усмехаясь, — Мальчик, ты бы хотел, чтобы я тебя усыновил? Я понимаю, конечно, что не смогу дать тебе полноценную семью, но у тебя будет кров над головой, хороший университет на твой выбор… огромный целый мир, в конце концов.

— Нет, — вырвалось у меня. Чтобы не обидеть капитана, я добавил, — Не надо. Извините, но… не надо меценатства. Если я приму это от вас, я себя уважать не буду.

Он поднялся, снова дотронувшись до моего плеча, только теперь вроде как ободряюще.

— Я не жду ответа сейчас, Чарли, — сказал он, — И это — не благотворительность.

Он уже вышел, но я все так же остался сидеть, ощущая на плече его теплую ладонь. Библиотека была похожа на поле после сражения под Аустерлицем: пришлось встать, чтобы убрать осколки вазы, и расставить книги по полкам, а потом, посмотрев на часы, я обнаружил, что по корабельному времени уже почти полдень, а значит, в любой момент сюда может впереться огромная куча народа. Честное слово, иногда просвещение становится ужасно накладным делом.

К моему удивлению, в ближайшие часы никто так и не зашел, и я получил замечательную возможность хорошенько обдумать водоворот событий бурного вчерашнего дня. Получалось, если честно, хреново. Не то чтобы меня совсем уж переполняли эмоции — в какой-то момент на все становится просто-напросто наплевать — но и думать было невозможно. Мозг отчаянно пытался переварить огромное количество полученной за сутки информации, но не справлялся.

Ну, подумал я самокритично, вполне возможно, что похмелье тоже могло сказаться.

В итоге, ни до чего я не додумался.