Семь грехов

– Хм… спорная подача и сценарий. Знаешь, по одной из версий, правитель Гордыни, Итевис, погиб в этом сражении со всей своей армией. А тут… тут это отсутствует. Итевиса решили вычеркнуть из жертв войны. Представители Гордыни – самые важные гости на этом фестивале, и зачем давить на больное место гордых созданий? Они не переносят никаких неудач и упоминаний о них, поэтому до сих пор отказываются от этой версии событий. – Вспомнив, что рядом с ним сидит женщина этого греха, он добавил: – Не в обиду будет сказано.

– Тссссс! – послышалось недовольство зрителя с заднего ряда.

– Кажется, начинается, – прогремел перед концом антракта голос Кимара.

Занавес снова поднялся. В центре уже стоял артист, играющий роль Узмира. Его обступили со всех сторон крылатые воины. По-видимому, завершающая фаза сражения не изменила сложившийся исход войны. Воевода минотавров был последним, кто остался на поле брани. Актер правдоподобно сыграл роль обессиленного воина, который, несмотря на потерю своих верных бойцов, продолжал крепко держать двуручную секиру:

Я чувствую приток неукротимых сил,
Как будто во мне тысяча, а я всего один.
И тело разрывается под натиском греха,
Во мне иных нет чувств, я стал истоком зла!

После этих слов минотавр заревел. На сцену внезапно опустилась новая внушительная декорация. На переднем плане появился вулкан, спрятавший за собой Узмира. Пропавший из поля зрения артист не сидел без дела: с его подачи выстрелили хлопушки. Несколько театралов вздрогнули от громкого звука. Из жерла вулкана изверглись красные серпантинные ленты и конфетти.

Воин Гордыни:
Да что же это? Гнев наслал на нас?
Убил себя, чтоб вместе с ним погибли мы сейчас?
Вулкан возмездия – карающее пламя,
Раскаты в жерле – его клич, а лава – его знамя.

Крылатые оккупанты драматично упали на хлопушечную россыпь. Конфетти полетело в зал.

Закулисный голос рассказчика:
Война окончена. Утихли голоса.
Орда Гордыни пала. Их обуглены тела.
Но реки лавы продолжают тихо течь,
Чтоб в сердце рода Гнева ясный свет зажечь.

Занавес медленно закрывал финальный эпизод битвы, обернувшейся всем известной катастрофой.

Закулисный голос рассказчика:
С тех самых пор Узмир для Гнева равен богу.
Когда-то в одиночку, не надеясь на подмогу,
От обреченности наружу злости выйти дал,
Сразив своим дыханьем все живое наповал.

Дождавшись окончания заключительной речи, зрители зааплодировали. Хлопки алого быка были такими же громкими, как театральные выстрелы. И дело было не в изменившейся оценке спектакля, а в неколебимой натуре минотавра, чьи действия тихими просто не бывают. Неамара присоединилась к аплодисментам и, когда зрители начали расходиться, поспешила за ними.

– Увидимся, Кимар! – простилась она с быком, поднявшись с кресла. – Хочу еще кое-что успеть сделать.

Она собиралась ознакомиться с последней локацией, пока сигнал о начале разведывательной миссии не был пущен в небо.

– Давай, давай. Развейся! Нечего тут высиживать среди морщинистых увальней, – в результате многолетней работы над своим сознанием у давно прервавшего собственный порочный круг Кимара даже смех был добродушным, хоть его голос и вызывал тревогу у незнакомых с ним грехов.

* * *

Напоследок Неамара заглянула в искусственно воссозданные угодья Гордыни. Пышность, изобилующая золотом, вполне передавала атмосферу столицы Темных владений. Объединение художников и декораторов разных рас смастерило замки из льняных полотен, выглядящих объемно благодаря скрепленным между собой подрамникам. Конструкции были расписаны со всех сторон, имитируя фактуру темного кирпича и золотых крыш. Деятели искусств разукрасили полотна до мельчайших деталей. В нарисованных окнах можно было разглядеть предметы быта и интерьера демефисской знати. Внутри игрушечных домов горели фонари, за счет чего казалось, что постройки наполнены жизнью. Миниатюрная держава крылатых грехов предлагала гостям фестиваля приобщиться к сказаниям о великих героях, посмотрев представление кукольного театра или даже приняв участие в постановке, отличающейся новой интерактивной подачей, где каждый мог включиться в исторические действа.