Семь домов Куницы

— Non{45}, — она собрала приборы и отвела передвижной буфет под стену.

— Жабоедка! Я голодна и хочу повторения!

В ответ на это вошли двое мужчин. Старший, весь в тональности чая с молоком, заполнил собой кривоногое кресло возле камина, младший присел на край кровати. У него были каштановые волосы, брюки из парусины, кремовая рубашка и верёвочные сандалии.

— Уже начинаешь напускаться на медсестру, Мустела, неплохо! — похвалил он меня по‑польски.

Как я обрадовалась! Он говорил по‑человечески, знал моё имя и не был Урсыном. Он взял меня за сустав и поговорил с медсестрой.

— Вы врач?

— Да. Зови меня Мишель.

— Где я?

— В Бланьяке, в летнем доме господина Андрэ Констана, — Мишель показал «чайного». Тот улыбнулся и кивнул мне головой.

Я подумала, что это один из работающих в спорте знакомых Урсына, которые, как говорили, у него есть в разных странах мира.

— Она меня голодом морит, Мишель, — донесла я на подругу в белом чепце.

— Ты лежала под капельницей. К еде должна привыкать постепенно.

— Я не чувствую, чтобы я от еды отвыкла, Мишель.

Он рассмеялся и кивнул медсестре. Я получила ещё пару капель бульона, не больше, чем кот наплакал. Я их проглотила и перестала об этом напоминать: на добавку рассчитывать не приходилось.

— Сколько дней я здесь торчу?

— Десять.

— Ну, вот и почаёвничали! — мне стало страшно.

— Ты жива! У тебя впереди ещё много чаепитий, — Мишель, хоть и говорил без ошибок по‑польски, понял моё восклицание буквально.

— Выигрыш сделал мне ручкой! — объяснила я, но он и этого не понял.

Выигрыш!

Я не бежала на сто метров, не бежала на двести. Соревнования прошли без меня. Они должны были длиться шесть дней, плюс один день отдыха перед и один день на посещения после. Как ни считай, прошло уже два дня, как наша группа улетела из Ниццы. Я чувствовала себя так, будто умер близкий мне человек.

Хотя с момента прихода в сознание я отдавала себе отчёт в том, что прошло столько времени, я по‑страусиному хотела отсрочить встречу с Урсыном. Перспектива разговора с ним наполняла ужасом и, как обычно, всё неприятное я старалась отодвинуть как можно дальше.

Я упустила свой шанс! Не будет ни славы, ни пьедестала победителя, ни гимна, и напрасны были такие усилия и столько стараний. Ничего не удастся вернуть назад, как и выйти сухим из воды. Это не хухры‑мухры: вопреки запрету тренера я вышла из гостиницы и проиграла соревнования ещё до выхода на старт. Меня вышвырнут из интерната, отошлют за решётку.

— Урсын меня убьёт! — вырвалось у меня вслух.

— Кто такой Урсын? — допытывался Мишель. Позднее сказал, что в бреду я постоянно повторяла это имя.

— Мой тренер.

— Почему ты его боишься?

— Ты ещё спрашиваешь! Я провалила своё выступление, подвела многих людей, а хуже всего я сделала самой себе. Ты случайно не знаешь, кто победил?

Он знал. Он смотрел финальное выступление. Более того, помнил время самой быстрой. Немки из Шварцвальда. И подумать только, мои предыдущие результаты были лучше, чем у неё. Я поплакала с горя и от злости на свою незавидную судьбу, которая всегда сталкивает меня в яму.

— Не плачь, всё образуется, — утешал меня Мишель.

— Мне уже не подняться. Урсын меня уничтожит!

Отозвался молчавший во время нашего разговора Андрэ Констан, который до этого момента только внимательно слушал всё то, что ему переводил Мишель.

— Господин Констан интересуется, какие последствия влечёт за собой поражение на международных соревнованиях.

— Не знаю, но мне конец, — вне себя от страха перед неизбежностью наказания, я не обратила внимания на тональность странного вопроса; не пришло мне также в голову задуматься, не перечеркнула ли контузия мою спортивную карьеру раз навсегда.

— Зачем ты вышла из гостиницы?

— Посмотреть на Английский бульвар и на море.

— Одна, не зная ни города, ни языка, без паспорта и без денег?

Я молчала. Правды не могла сказать; даже если не считать личностных затруднений, она была бы слишком дурацкой.

Урсын упаковал нас в пансионат, не выдал ни документов, ни карманных денег, запретил выходить, а сам уселся в приёмной под попугаем и стрекотал по‑французски с владелицей, попивая охлаждённое вино. Не заметил только Куклы, за которой приехал деятель и забрал в ближайшую кафешку.

Деятель остановился с кадровым составом спортсменов в лучшей гостинице, с кондиционерами и баром в подвале, хотя тоже далеко от пляжа и главного места прогулок. В «Аделаиде» поселили только нас, сироток.

Девушки это понимали и было им досадно. Вроде бы и такие же самые спортсмены, как те, но худшей категории. Отсутствие ломаного гроша при себе и заключение в «Аделаиде» тоже не внушали никому оптимизма, но мне было всё равно, потому что я и так должна была ждать на месте. Меня немного беспокоило, как Мартин обойдёт тренера, чтобы не засветить меня.

Девушки, покорившиеся судьбе, мылись, накручивали локоны, делали маникюр, а потом лежали по комнатам и может быть даже испытывали потребность поваляться в постелях после стольких месяцев интенсивных нагрузок. На следующий день Урсын назначил бассейн и лёгкий тренинг.