Семь домов Куницы

— Шестёрка, стукач, шавка Констана, — я ругалась бессильно, взбешённая и полностью от него зависимая. — Я тебя ненавижу!

Он не обижался, но когда я была не в настроении, ограничивал свои визиты до минимума. Я перестала ругаться, старалась быть милой, лишь бы два раза в неделю услышать понятный человеческий голос, и ковыляла, как на костылях, сквозь меандры иностранного языка. Было мне это тем труднее, что я не знала хорошо и родного. Однако через некоторое время я могла уже самостоятельно прочесть и понять печатные новости, которые появились после моего исчезновения. Почти все газеты сообщали о бегстве польской легкоатлетки, на которую возлагались большие надежды. Выдвигались подозрения о переманивании и сокрытии несовершеннолетней спортсменки до момента юридического урегулирования её пребывания. Перечислялись названия клубов, не обязательно французских, о которых было известно, что они не церемонятся со способами привлечения талантливой молодёжи.

Я представила себе бешенство Урсына, когда он это читал. Он, конечно, поверил. А завистники, без сомнения, обвинят его в недостаточной идеологической работе, как и в других упущениях, чтобы, по крайней мере, лишить его того места, которое они сами неспособны занять.

Я не ощутила и тени злорадства. Я слишком много потеряла, чтобы меня могла забавлять его злость и разочарование, и мне даже было его жаль, потому что он хотя и относился ко мне, как к дикарке и не принимал всерьёз, но вкладывался в меня, дал шанс занять место в жизни и не забыл ничего, чтобы развить мой талант.

Во мне пробудилась надежда. Когда я выздоровею и восстановлю свои навыки, — мечтала я, — я продам себя в такой клуб, а потом с названием, известным за границей, вернусь к Урсыну и в цветах «Крачки» побью всех. Они примут меня. Победителя не судят, как сказал не помню кто.

Я решила добиться намеченного. А тем временем изучала язык.

— Отлично, — хвалил меня Мишель. — У тебя хорошая зрительная и слуховая память, — и каждый раз посвящал несколько минут разговору по‑французски.

Я ожидала его прихода, как праздника.

С расстояния кровати я смотрелась в подслеповатое зеркало и старалась оценить, как я действительно выгляжу, могу ли я нравиться и какой видит меня он. Снова какой‑то «он»! Я не могла разобраться в своих чувствах. Хотя вообще я этого и не хотела. Мишель как бы обесцвечивал далёкого Волка, понемногу отбирал у него жизнь, превращал в тень.

Волк.

У него был свой «полонез», автогонки, девчонки одна краше другой, множество приятелей. Я еле маячила на краю его памяти. Видела его моментами, редко, в основном издалека. Если мне иногда выпадало время выбраться на окраину, где располагалась мотосекция клуба, то Волка как раз и не встречала. Я возвращалась разочарованная, но с чувством облегчения, и обещала себе никогда больше его не искать.

— Не бегай за парнями! — предостерегала Нонна. Сама она поступала наоборот и отталкивала партнёров стараниями получить их благосклонность, не умея скрыть этих самых стараний.

Перед соревнованиями в Ницце Волку опять вспомнилось о моём существовании. Он явился на стадион. Его лицо промелькнуло передо мной очень близко, он стоял, облокотясь на барьер, и внимательно наблюдал, как я бегаю. Он смотрел на меня!

— Привет, Мустела! — подошёл он, когда я закончила тренировку.

— Что ты здесь делаешь? — я не могла поверить, что он ждал меня.

— Хотел посмотреть на твои успехи. Я читал о тебе.

— Да, пописывали там кое‑что, — нехотя сообщила я, в то время как меня распирало от гордости.

— Пойдём вина выпьем, — это даже не было приглашение, а просто констатация намерения.

— Тебе что, действительно не с кем выпить? — я хотела услышать что‑то милое, касающееся меня самой. Не дождалась.

— Не с кем.

— Нас, интернатовских, пускают в бар только во время обеда.

— Да нет, я не стал бы подставлять тебя в Центре. Заскочим в Осаду.

— Заскочим!

Счастье пахнуло вистарией, ветром с реки, пылью лесной дороги, букетом лака, бензина и нагретой кожи, выстилающей внутренность «полонеза», когда по следам Куклы я пролезла через дыру в сетке. Волк ожидал на другой стороне, я так с ним условилась.

— Выглядишь как цивильная девушка!

Обычно я ходила в спортивном костюме или в брюках. Сейчас я надела что у меня было самого лучшего. Подарок Нонны. Широкую, узорчатую юбку из хлопчатобумажного кашемира, низкие туфли на едва видимом каблуке и трикотажную блузку каштанового цвета в тон моей шевелюре и узорам юбки. Я ощущала себя элегантной, светской, интересной и немного скованной в наряде, к которому не привыкла.

В кондитерской была «зося»{48}, иначе говоря «жужка», паршивое плодово‑ягодное отечественное вино вкусом как соляная кислота, в закусочной — исключительно «беленькая»{49} и венгерское розовое шампанское. Волк заказал и то, и другое. Карточка с напечатанным меню являла собой образец фантастической литературы, буфет предлагал только два блюда, ливерную колбасу и горящие блинчики. Волк потребовал и то, и другое. Бокалов для вина не нашлось, подали стаканы.

— Волк, выпивки слишком много.