Семь домов Куницы

Бабка разбудила меня, когда начало светлеть, до восхода солнца рассматривала старые тряпки и определяла, какие на чердак, а какие на сжигание. Когда я их выносила, она вытащила из‑под навеса сноп пшеничной соломы, выбрала налитые колосья, сложила в пучки, стянула шнурком стебли, подрезала от нижней части снопа и погрузила в кипящую воду, чтобы размякли. Так получились кисти.

— Глинку надо хорошо затворить, — приговаривала Бабка.

Глинкой она называла мел, смятый в комки. Раскрошенные заливала смесью воды, молока и кипячёной кашицы из ржаной муки.

— Ты начинай ве́рхом, я за тобой буду подхлюпывать низом, — присев на стульчик под стенкой, она макала в раствор кисть и показывала, как нужно белить.

Через три дня в чистых комнатах мы развесили пучки свежей мяты и чабреца; сохли и светлели отдраенные от куриного помёта, протёртые щёлоком некрашеные доски пола; опирающийся на балки потолок из потемневшего дерева тепло контрастировал с белыми стенами. На вымытых стёклах открытых окон красно пылал закат. Мой первый в жизни собственный угол.

Пахло травой, высыхающим мелом и клейстером из муки крупного помола, с улицы доносилось бренчание вёдер, голоса людей и животных, в домах зажигали свет, из труб вился дым.

— Пелька, ужин! — звала через сени Бабка и радовалась, что отныне не будет есть одна. Трудно ей к такому привыкнуть, хотя ещё помнила, как много лет назад к миске подсаживались восьмеро.

В печи огонь пожирал дрова, светились угли, провалившиеся в поддувало, Бабка положила в тарелку клёцки на молоке, сквозь приоткрытую дверь вошла на цыпочках кошка и сказала: мяу!

— Кис‑кис‑кис, — пригласила Бабка и налила молока в пустую консервную банку.

Это уже когда‑то случалось, так совершается счастье.

Я проснулась рано. По Бабкиному участку сбежала к Озеру, на сизой от росы траве за мной оставался матовый след. Погрузилась в воду, избегая скоплений моллюсков с острыми раковинами, которые розетками покрывали золотистый песок дна.

Потом долго смотрела к невидной отсюда Миляде. От Волка никаких признаков жизни, и тщетно высматривала я лодку с той стороны. Почему я не поселилась где-нибудь ближе, я только отделилась от него целым Озером. Взять плоскодонку у соседей и поплыть, не мучиться тоской ожидания?

Нет!

Ты должен сам меня добиваться, Волк: что легко приходит, то не ценится, — говорила я отсутствующему и шаг за шагом возвращалась домой.

— Бабка, сколько времени идёт письмо на ту сторону Озера?

— По‑разному. Бывает, что и неделю.

Прошло больше десяти дней с тех пор, как я послала открытку Волку.

— Как по тебе истоскуется, явится.

— О ком вы, Бабка?!

— Сама знаешь, о ком. Если не хочет тебя, так и письма не помогут. А если будешь к нему лётать, то залетишь и больше ничего.

— Если залечу, выкормлю.

— Ребёнку нужен отец.

— Я буду ему и отцом и матерью, и домом.

— Э‑э‑э там! В настоящем доме должен быть мужчина, чтобы ты не была одинокой, с которым ты будешь любиться в зимние ночи, который разделит с тобой хлеб, горе и радость, которому можно приготовить суп, сделать свитер, пошить рубашку и который даст тебе детей. Так обустроил Бог и так заведено в природе. Подожди, твоя судьба тебя не минёт, а к мужику не ходи!

— Тяжело ждать, Бабка.

— Под парнем конь, а под девчонкой лавка!

— Мир изменился, Бабка, с ваших времён.

— Да уж не настолько, чтобы ты, девка, приударяла за парнем. Берись‑ка лучше за дело, люди шитья нанесли.

12

Небо бурлило сполохами. По мере того, как меркла краснота заката, открывались новые, сверкающие глаза. Отражённые в Озере, они казались пылью, отряхнутой с Млечного Пути.

Каждая душа, покидающая Землю, зажигает один астральный фонарик, поэтому их количество постоянно растёт. Только так полученное сияние освобождает их от тоски по телесности. Больше всего душ попадает на небосвод в августе, поэтому в восьмом месяце года ночное небо сверкает ярче всего — по‑язычески как‑то рассказывала Бабка.

Происхождение этой легенды она выводила от ятвягов, народа, которого язык, обычаи и великая культура погибли, остались только курганы с костями павших воинов, немногочисленные слова в речи обитателей деревень возле Озера, и приписываемые им легенды.

Может, и Нонна достигла уже своей звезды.

Три месяца уже прошло с её похорон, а я всё никак не могу поладить с собой. Тогда я не могла пойти в тайне от Бабки на сокрытие опасного золота. Поступила ли бы я так же точно сейчас, уже зная, что произошло, это другое дело. Может, ещё на один раз я отсрочила бы наступление неминуемого.

Судьба ко мне оказалась благосклонной. Меня обошло стороной следствие, как по одному, так и по второму делу.

Также никто не связал имени Веры с мужчиной, погибшим под Безрудной Горой. Кубышка отошёл в забвение. Видно, никто не стремился его опознать, и уж тем более его старые приятели. Дело было рассмотрено в текущем порядке, не покидая рабочего кабинета: водитель не справился с управлением.

После сообщения о пожаре, мы с Дедушкой самым ранним автобусом отправились в путь.