Семь дней до Мегиддо

Но при всем этом есть районы, в которых промышляешь, в чужих специально искать кристаллы не принято. Есть границы, где-то четкие, где-то не очень. Скажем, за Тверской я вообще очки не надену, за Новым Арбатом или Брюсовым переулком – тоже. Но если занесет в Алтуфьево, то я и за рэдкой не нагнусь, даже если без очков ее увижу.

Прибьют.

Всяких случайных собирашек вроде бомжей или бабулек не принято трогать. А вот молодежь свои районы добычи знает. Если возникают споры, то решаем аккуратно. Два года назад была серьезная стычка возле Третьяковки, так кончилось появлением полиции, разгоном с дубинками и для самых активных – несколькими сроками, хорошо хоть условными. Внезапно оказалось, что в полиции всё про всех знают, кто и где верховодит – в курсе, и для каждого найдется повод присесть и подумать о жизни.

У нас район между Поварской и Большой Никитской, границы четкие, народа здесь живет не так уж много, но и лут не так часто встречается, воевать не за что. Есть старшие, которые решают общие дела. Не за деньги, за уважение.

Есть и места, где собираются серчеры. Понятно, что не в ресторане Дома литераторов, он как был еще до Перемены дорогим и пафосным, так и остался.

Мы с Миланой вышли из подъезда (я отметил, что у Андреича, сидящего с мрачным видом, появилась новая дубинка – куда увесистее прежней), обогнули дом. Кафе было совсем рядом, на Никитской, через дорогу от церкви, народ там сидел далеко за полночь. Официально оно называлось как-то скучно, но вот уже много лет на вывеске горел красный неоновый кристалл и называли кафе «Рэдка» даже те, кто лутом не промышлял.

Я тут появлялся нечасто. Не нравится мне бухать, а всё рано или поздно к этому сводится, даже если начинается с зеленого жасминового чая. Но раз-два в месяц заходил: послушать сплетни, поздороваться… в общем – не отрываться от коллектива.

Как обычно, большая часть посетителей сидела снаружи, под зонтиками. Зимой тоже здесь сидят, только ставят тепловые пушки, но с марта месяца они не нужны.

В этот час народ был почти весь свой. Я увидел десяток знакомых лиц, обошел столики, здороваясь. На Милану смотрели с любопытством – она девушка приметная.

Тот, кто мне был нужен, сидел за столиком один.

– Привет, Макс. – Виталий Антонович даже привстал, когда мы подошли. Вряд ли из уважения ко мне, скорее его заинтересовала Милана. Наш неформальный лидер не был женат, а вот подруг менял регулярно. – Здравствуйте…

– Милана.

Мы присели за столик, я попросил у официантки, молодой киргизки, чайник чая; Милана, слегка поколебавшись, заказала бокал вина.

– Давно не показывался, – сказал Виталий Антонович. – Хорошо, что заглянул, я уж собирался проведать.

– Недели две назад заходил, – ответил я. – Знаете же, я скучный интроверт.

Виталий Антонович сам со всеми был на «ты», но к нему обращались на «вы» и по имени-отчеству. То ли из-за возраста, то ли из-за поведения. И обращение «старший» к нему прилипло намертво.

Вот только зачем ему меня «проведывать»? На улице мы на днях виделись, он знает, что я в порядке…

– Да, тебе далеко идти, – старший улыбнулся. Сам он жил на Пресне, на кристаллы более богатой, и вообще никак не относился к нашему району, но вот ведь странно: работал в наших краях.

– Дела, – сказал я.

– Наслышан, – старший блеснул очками. – У тебя чудесная спутница. А то говорили… всякое.

Вот откуда он знает?

– Всё верно говорили, – сказала Милана. – Максим – мой друг.

Всё недосказанное повисло между нами в воздухе.

И я вдруг понял, что напускать тумана не стану. Виталий Антонович мне не был другом, да и вообще друзей как таковых не имел. Как и я, впрочем. Он в нашей тусовке скорее занимал место старшего товарища или даже брата.

Но подстав и лишней болтовни от него никто не получал. И конфликты он хорошо разруливал.

– Я влип в сложную историю, – сказал я. – Оказался в Гнезде после того, как на него напали.

– Слышал даже, что кто-то был призван, – заметил старший.

– Это был я.

– Но Призыв сняли? – Он явно заинтересовался.

– Сняли.

– Хорошо. А кто нападал?

– Какое-то монстрическое чудище. Измененный… но особый.

– Много жертв? – спросил старший. С каким-то напряжением в голосе.

Я не стал врать.

– Практически все, Виталий Антонович. Две девчонки уцелели, потому что их не было в Гнезде. Жница и куколка.

Он будто окаменел. Сидел, глядя на меня сквозь очки с дорогущими тонкими стеклами (когда снимал, то так щурился, что было понятно – из обычного стекла линзы были бы в сантиметр толщиной). Сидел и молчал.

– Старший… – Я покосился по сторонам. Все были заняты своими делами – болтали, пили, курили. Возле одного стола, подсвечивая ярким фонариком, трое серчеров изучали кристалл, шумно споря о его ценности. – Что случилось?

– Извини, – он вдруг снял очки, быстрым движением протер глаза. Глаза у него были абсолютно сухие, поэтому я поверил. Притворялся бы, так подпустил бы слезы. – Макс, ты ответил честно, и я объясню. Но между нами.

Я кивнул, Милана тоже.

– У меня в этом Гнезде был сын, – сказал он. – Стража.