Семь дней до Мегиддо

Под коробкой со шкатулкой оказался большой свёрток. Я развернул его и с удивлением обнаружил внутри плащ. Чёрный короткий плащ — кажется, моего размера.

— Это ещё что… — изумился я.

Наська, не отрывая взгляда от вертящейся фигурки балерины, сказала:

— Одень.

— Надень, — поправил я машинально.

— Зануда… — фыркнула куколка.

Я встал, снял куртку и набросил плащ на плечи.

Ну, плащ как плащ. Довольно удобный. Может, он пуленепробиваемый?

— Тебе идёт, — сказала Наська, кинув на меня быстрый взгляд. — А то ходишь в куцых курточках, как ребёнок.

— В плаще лучше, что ли?

— Выглядишь внушительнее. Так это не ты выбирал?

— Нет.

— Мой поцелуй был ошибкой.

— Отработаю… — я надел плащ в рукава, присел, помахал руками. — Что, правда нормально выгляжу?

— Круто выглядишь. Девушкам понравится.

— Что б ты понимала…

Поколебавшись, я всё-таки переложил очки, кристаллики и всю мелочёвку из мокрой ветровки в плащ. Может, и глуповато выгляжу, в плащах только самые старомодные герои комиксов ходят, зато сухо.

В сумке был ещё один пакет, но он, вероятно, предназначался Дарине. Остальные подарков не удостоились. Ну и хорошо. Стратегу я бы точно не стал передавать подарков от Продавца, а то мало ли… вдруг он решил облегчить нам решение.

— Наська, ты вечно толчёшься в Комке.

— Я не толкусь, я помогаю покупки носить.

— Неважно. Как на твой взгляд, Продавцы — они хорошие или плохие?

Куколка задумчиво почесала кончик носа.

— Да так, норм. Иногда леденцами угощают.

— А глобально?

— Им всё пофиг, я думаю. Они от кристалликов балдеют. А нам так всё дают, по заявкам матери. Наверное, так Инсеки велели.

— Хорошо, тогда скажи — они умные?

Наська подняла на меня насмешливый взгляд:

— А ты сам подумай. Они сверху попадали на чужую планету в больших какашках. Сидят внутри, не спят, любую штуку могут продать, на всех языках говорят, ни с кем не ссорятся. Они умные или глупые?

— Согласен, — сказал я. — Ладно, пойду. Дарина где?

— Спроси Гнездо.

— Как я его спрошу? У меня Призыва нет.

Наська ухмыльнулась:

— Хитрый ты, Максим… Гнездо не сказало, что ты входишь. Значит, ты с ним поладил… Дарина в своей комнате. Найдёшь?

Кивнув, я подхватил последний пакет и пошёл.

— Верни полученный обманом поцелуй! — капризно потребовала куколка.

Я послал ей воздушный поцелуй.

Наська хихикнула и снова зачарованно погрузилась в изучение своей шкатулки.

В одном я был совершенно уверен: Продавцы ничего не делают просто так. Ничего волшебного в подарках нет, но умысел имеется.

Понять бы ещё, какой.

Постучав в дверь, я услышал слегка недоумённый голос Дарины:

— Да?

Кажется, они в двери не стучали.

Я вошёл.

Дарина лежала на накрытом одеялом матрасе и читала книжку. Просто читала! Самую обычную книжку, бумажную, старую. И было бы что-нибудь интересное, так ведь она читала Куприна!

Я вспомнил реплику Продавца и порадовался, что у неё в руках не Достоевский. А то пришлось бы допустить, что они предвидят будущее. Тогда уж совсем край, тогда можно лечь и помирать.

— Привет! — она обрадовалась, но вставать не стала, только книжку отложила. — Думала, позже придёшь.

— Уже выспался, — сказал я. — Наверное, из-за всех этих… мутагенов. Интересно?

— Ага! — радостно воскликнула Дарина.

— Тебе же, наверное, непонятно, — сказал я осторожно. — Не обижайся, мне самому многое непонятно, когда старых писателей читаю.

— Непонятно, — улыбнулась Дарина.

— Там хоть сноски какие-то есть, пояснения? — я присел рядом.

— Немного. Да я и не смотрю, так интереснее.

Она заметила, что я не понял, рассмеялась:

— Вот слушай… «Обитатели пригородного морского курорта — большей частью греки и евреи, жизнелюбивые и мнительные, как все южане, — поспешно перебирались в город. По размякшему шоссе без конца тянулись ломовые дроги, перегруженные всяческими домашними вещами: тюфяками, диванами, сундуками, стульями, умывальниками, самоварами. Жалко, и грустно, и противно было глядеть сквозь мутную кисею дождя на этот жалкий скарб, казавшийся таким изношенным, грязным и нищенским; на горничных и кухарок, сидевших на верху воза на мокром брезенте с какими-то утюгами, жестянками и корзинками в руках…»

— Ты на память цитируешь? — поразился я.

— Ага. Ну я же только что прочла, я дня три буду помнить слово в слово… — Дарина помедлила. — У лю… у тебя разве не так?

— Не так, — сказал я. — Даже стихи с трудом заучивал… Три дня будешь помнить, а потом?

— Если не понадобится, то забуду, — пояснила она. — А если понадобится или понравится, могу запомнить.

— Это у всех вас так?

— У жниц, — подумав, ответила она. — Мы же воспитываем куколок, нам полезна хорошая память. Так вот, в этом отрывке упоминается много непонятных вещей. Я много читала, я рассказывала. Но, видимо, это было ненужно и потом забылось…

— И что тебе непонятно? — спросил я.

— Да куча слов! — она улыбнулась. — Греки, евреи, мнительные, ломовые, дроги, тюфяками, самоварами, скарб, горничных, кухарок, воза, утюгами…

Я замахал руками.

— Стоп-стоп-стоп! Совсем непонятны?

— Некоторые немножко понятны. Греки и евреи — это такие народы. Так?

— Так.

— Мнительные — это сомневающиеся? Да, точно. А вот «ломовые дроги» — не знаю.