— Ну что ж, продолжайте, — кивнул он сестре и, не глядя на Василия, сухо бросил: — Зайди ко мне на минутку.
…Кабинет главврача был так обставлен, что человеку, впервые зашедшему сюда, могло показаться, будто он попал не в маленькую сельскую больницу, а очутился по крайней мере в клинике городского масштаба. Стояли в кабинете и мягкий диван, обтянутый коричневым дерматином, и двухтумбовый письменный стол, покрытый зеленым сукном, и ажурной резьбы этажерка, на которой сиротливо лежало несколько книг. От двери к письменному столу бежала пестрая ковровая дорожка. На окнах висели кремового цвета шторы, от чего в кабинете даже в солнечные дни было сумрачно и прохладно.
— Присаживайся, — указал Борис Михайлович Василию на дивам, а сам сел верхом на стул и все тем же недовольно печальным тоном продолжал: — Как видишь, дружище, не все получилось гладко. Твой оперированный, как ты успел заметить, дышит на ладан.
— Да, состояние угрожающее, — согласился Василий. — Но будем надеяться.
— Надеяться? На что надеяться, хотел бы я знать?
— На выздоровление, конечно.
— На выздоровление? — с сомнением переспросил Борис Михайлович. — Знаменитый Амбруаз Парэ в таких случаях говорил: «Я его оперировал, пусть бог теперь излечит».
— При чем тут Амбруаз Парэ, — с гневным удивлением отозвался Василий.
— А при том, дружище, что знаменитый старец хоть на бога надеялся, а мы сейчас лишены даже этой возможности. Одним словом, ты меня, думаю, прекрасно понимаешь.
Борис Михайлович порывисто встал, с грохотом отодвинул стул, и, нервно теребя ладонью рыжеватый ежик, зашагал взад и вперед по кабинету, потом остановился, воткнул в собеседника колючие зрачки.
— У меня за все время работы в этой больнице не было ни единого случая смертности, — с нескрываемой гордостью заявил он. — К сожалению, я находился в отлучке, иначе не позволил бы тебе оперировать.
— Без операции мальчик не протянул бы и двух часов, — сдавленным голосом возразил Василий.
— А после твоей операции он протянет два дня.
— Я не мог поступить иначе…
— Нет, мог бы поступить иначе, мог бы не нарушать инструкцию облздрава, — не уступал Борис Михайлович. — Между прочим, в той инструкции черным по белому написано: каждый тяжелый случай мы должны направлять в райбольницу.
— Да пойми ты, больного нельзя было трогать, он скончался бы в пути!
— И это предусмотрено инструкцией, — подхватил главврач. — Мы живем не на Марсе, не в пустыне, к нашим услугам и телефон, и телеграф, и санитарная авиация, даже радио. Связь с райбольницей отличная, и ты обязан был доложить в район.
Борис Михайлович был твердо уверен, что хирург допустил непоправимую ошибку и не признает ее лишь только потому, что не успел уяснить себе всех последствий и не знает характера местного районного начальства.
— Ты, дружище, не кипятись, — примирительно сказал он. — Порядок есть порядок: мы должны докладывать по инстанции, мы должны советоваться с начальством. Понимаю, ты этого не знал, давай теперь подумаем, как следует пораскинем мозгами, что делать…
Что делать? Этот вопрос как раз и не давал покоя Василию. Он знал, что произвести операцию не такое уж сложное дело, а вот выходить оперированного, поставить его на ноги, — здесь необходимо настоящее искусство хирурга.
— Больной нуждается в срочном переливании крови.
— Да, да, это может облегчить его участь, — согласился Борис Михайлович. — Но вот беда — крови у нас нет.
— Попросим в районе.
— Не теряй дорогого времени, звони в райбольницу к Моргуну, — распорядился Борис Михайлович.
Больничный телефон еще не наладили, и Василию снова пришлось бежать в правление колхоза. По дороге он перебирал в памяти всех тяжелых больных, которые бывали в клинике, силясь отыскать что-то похожее на сегодняшнюю операцию и припомнить, как поступал в таких случаях профессор.
— Василий Сергеевич, вы совсем людей не замечаете, — окликнули его.
Он поднял глаза. Перед ним стоял Грушко.
— Простите, Тихон Иванович.
— Что с Колей?
— Плохо, очень плохо.
— Неужели нет надежды?
— Есть! — уверенно ответил Василий и сам удивился своей уверенности. — Нужна кровь. Думаю позвонить в райбольницу и попросить, чтобы прислали.
— Постойте, Василий Сергеевич, я полчаса бился, пока вызвал Заречное. Телефон перегружен. Знаете что, давайте пошлем за кровью. Не беспокойтесь, с Тобольцевым ругаться не придется. Племянник у меня мотоциклист отчаянный, машина у него в порядке. Пока мы будем звонить, он до района домчится.
Мотоциклистом оказался невысокий паренек с белокурой вьющейся шевелюрой, с синими по-детски ясными глазами. Выслушав просьбу, он согласился ехать немедленно.
— Вот вам, Юрий, записка, здесь указана группа крови. Кровь нужна срочно. Дорога каждая минута, — напутствовал Василий.
— Понимаю, товарищ доктор. Двадцать минут и я там, — ответил Юрий.
— Не беспокойтесь, Василий Сергеевич, Юрка не подведет. А теперь идемте звонить, — сказал Грушко.
— Спасибо, Тихон Иванович, вы меня второй раз выручаете, — поблагодарил Василий.