Сельский врач

Чаще всего амбулаторный прием они проводили вместе — за одним столом сидел Василий, за другим Борис Михайлович. Василий чувствовал себя неуверенно, особенно, если к нему обращались люди с нехирургическими заболеваниями. Он по-студенчески долго, очень долго расспрашивал каждого о заболевании, потом выстукивал, выслушивал, порой чувствуя, что пациенты теряют терпение и с надеждой посматривают на Бориса Михайловича.

Однажды Василий даже услышал неприятный разговор в коридоре:

— Нынче опять новый принимает?

— Он самый. В час по чайной ложке.

— Приду завтра к Борису Михайловичу.

Василий видел — многие стараются попасть на прием к Лапину и, подавив обиду, он всегда с затаенной завистью посматривал на главврача. Тот вел прием легко и быстро и вид у него был человека всезнающего, не обремененного сомнениями. Такие врачи пациентам нравятся, к таким врачам люди идут охотней. Борис Михайлович был врачом опытным: он задаст два-три точных вопроса, и человек подробно расскажет о своем заболевании — все ясно, все понятно, остается только назначить лечение. Он был на приемах весел, хорошо настроен и пациенты уходили от него повеселевшими, чуть ли не здоровыми.

«Если больному после беседы с врачом не становится лучше, то это не врач», — говорил когда-то знаменитый русский медик. Василий знал эти слова и с огорчением отмечал, что пациентам после беседы с ним не становилось лучше.

— Ты, дружище, не учитываешь психологию людей, — пояснял Борис Михайлович. — У тебя только что был человек с ушибом плеча. Все ясно, как день, а ты давай копаться в его легких, в сердце, живот мять и вдобавок спрашиваешь — не бывает ли одышки при быстрой ходьбе, не темнеет ли в глазах при наклоне. Человек слушает, отвечает, а в душе посмеивается над тобой — вот, мол доктор чудаковатый: плечо болит, а он пяткой интересуется…

— Но я хочу лечить не болезнь, а больного, — возразил Василий.

— И лечи себе на здоровье, а зачем же ворошить старые болячки? А потом, дружище, ты забываешь о другом. Знаешь, что такое ятрогенные заболевания? Заболевания, навеянные врачом. Ты между прочим спросил об одышке, а человек станет думать и думать о ней, а потом и явится к тебе же с жалобой на одышку. Врач должен быть осторожным и помнить главную заповедь: не вреди!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Сквозь сон Василий услышал чей-то голос, но никак не мог понять, кто зовет его. Открыв глаза, он увидел: комната залита ярким солнечным светом. В отворенных дверях стоит хозяйка Ивановна.

— Василий Сергеевич, проснитесь, вас вызывают в больницу.

— Сейчас, — Василий вскочил с постели.

За дверью слышался тревожный шепот санитарки:

— Сама принесла его на руках, а кровь так и хлещет, так и хлещет.

— Батюшки-светы, да как же его угораздило, сердешного? — скорбно спрашивала Ивановна.

На ходу застегивая рубашку, Василий вышел на кухню.

— Что случилось?

— Ой, Василий Сергеевич, такая беда стряслась. Брагина принесла своего сына Колю. Не знаю, успеете ли, — со слезами в голосе сообщила санитарка.

Василий не стал расспрашивать, кто такая Брагина и что произошло с ее сыном. Хотя он почти бежал, но пути, казалось, не будет конца. В ушах неотвязно звучали слова: «Не знаю, успеете ли…»

«Должен успеть, обязан успеть», — мысленно повторял он, все ускоряя и ускоряя шаг.

Когда Василий вбежал в амбулаторию, — увидел на кушетке окровавленного мальчика лет десяти-двенадцати.

Полчаса назад Коля Брагин — бойкий и шаловливый мальчишка — полез на крышу колхозного сарая, чтобы достать воробьиное гнездо, но сорвался и упал на борону. Острые зубья бороны прокололи в двух местах живот.

Даже по одному виду пострадавшего Василий понял, что случай очень серьезный. Лицо Коли мертвенно-бледное, перекошено от страшной боли, глаза полузакрыты. Обессиленный, он уже не мог кричать, а только тихо стонал.

Над мальчиком бестолково хлопотала перепуганная дежурная сестра Вера Богатырева, пытаясь остановить кровотечение, но бинт и вата мгновенно пропитывались кровью. Халат и руки сестры тоже были в крови.

Здесь же, в амбулатории, рыдала женщина — мать Коли. Увидев доктора, она бросилась к нему с протянутыми руками и сквозь рыданья бессвязно пролепетала:

— Миленький, родненький… спасите… сыночка спасите, Колюшку моего спасите…

Василий взял похолодавшую, почти безжизненную руку мальчика. Пульс еле прощупывался.

— Пи-и-и-ить, — с трудом выдавил из себя мальчик.

Вера схватила графин с водой, стоявший на столе, но Василий строго предупредил:

— Богатырева, оставьте воду!

— Пить, сыночек просит пить, — простонала мать и сама потянулась к графину. — Сейчас, сыночек, сейчас…

— Воду нельзя.

— Да как же? Пить он хочет… пить…

— Воду ему нельзя, — повторил Василий, забирая из рук женщины стакан. — Успокойтесь и доверьтесь нам. Мы все сделаем для вашего сына, — мягко продолжал он и кивнул санитарке, чтоб та увела ее.

Санитарка обняла Брагину за плечи и, что-то шепча, повела ее к двери, но женщина вдруг оттолкнула санитарку и снова подбежала к кушетке, исступленно твердя:

— Не уйду, с ним останусь, с сыночком…

Василий взял женщину за руку и повел ее к двери.