Сельский врач

— Ну что же, Борис Михайлович давно здесь работает, его все знают.

Обычно во время обеда Юлия рассказывала подруге всякие больничные и сельские новости, и Вера порою диву давалась, как можно столько тараторить. Но слушала она с удовольствием и скучала, когда подруги не было дома.

Иногда в минуты откровенности Юлия рассказывала о себе. В Федоровку она приехала в прошлом году, а до этого работала сестрой в санатории на Волге. Там, по ее словам, она не сошлась характером с начальством и уволилась. Из санатория Галкина приехала сюда, в область, к тетке и надеялась устроиться в какую-нибудь городскую больницу, но вакантных мест не оказалось, и она согласилась поехать в район, чтобы временно поработать в сельской больнице.

— Да, да, временно, — без стеснения твердила Галкина, не задумываясь над тем, как отнесутся к ее словам.

Вера успела узнать и самое сокровенное желание подруги: та мечтала выйти замуж. Но не так, как, например, вышла Нина Суханова за сельского парня, колхозника. Нет, она грезила, что вдруг явится кто-то особенный, совсем не похожий на тех, кого доводится встречать ей каждый день, и она тут же, с первого взгляда, влюбится и увезет он ее куда-нибудь далеко, далеко, и неважно куда именно, лишь бы только далеко.

Втайне Вера осуждала подругу, считала мечты ее несбыточными и даже глупыми.

— Нет, Юлечка, так замуж не выходят. Нужно сначала узнать человека, полюбить по-настоящему, — пробовала убеждать Вера.

— А я выйду! Вот увидишь, выйду! — не сдавалась Юлия и приводила примеры из книг, из кинофильмов, а примеров у нее в запасе имелось множество.

Была у Галкиной непоборимая страсть — книги и кино. Читала она запоем все, что попадалось, и думала, если книга истрепана, значит непременно интересная. Любила Юлия романы без начала и без конца. В таких случаях начало и конец она придумывала, как ей хотелось и как нравилось.

Но сегодня Юлия забыла о книгах, о кино и даже ни разу не вспомнила о том долгожданном и особенном, а все время, пока обедала, говорила о новом докторе и ругала его на чем свет стоит: он и такой, он и сякой…

— Он думает, если сестра, значит ей все можно говорить, можно оскорблять ее. Ну нет, не дождется! Назначил он одному больному в нос капли кокаина. Я посадила больного на табуретку и вместо кокаина закапала ментол, потому что кокаина не оказалось. Ведь ментол тоже применяется от насморка. Другой врач не обратил бы внимания и даже похвалил бы сестру за то, что нашла заменитель. А Донцов проводил пациента и ко мне: «Я вас должен предупредить, товарищ Галкина, будьте внимательны при выполнении моих назначений». Голос у него злой-презлой, лицо раскраснелось, будто совершила я бог весть какое преступление. А если, говорю, кокаина нет. «Нужно было честно признаться и врачу и больному. Я теперь не могу доверить вам выполнение лечебных процедур без моего контроля». Подумаешь, он не может доверить! Борис Михайлович доверяет, а он не может!

— Юля, согласись, ведь ты не права, — осторожно сказала Вера.

— Почему не права? — удивилась та. — Ведь лекарства равноценные!

— Но врач назначил другое, он отвечает за свое назначение. Врач должен верить сестре и знать, что она даст больному именно то лекарство, которое назначено.

— Ох, Верочка, наплачешься ты со своими убеждениями, — грустно проговорила Галкина. — Ведь пойми одно: ты приехала в сельскую больницу, а здесь не то, что в городской, здесь то одного нет, то другого не найдешь. И ты напрасно защищаешь Донцова. Да, да, напрасно! Гонору у него много!

— А вспомни, Юля, что ты говорила о нем в первый день — и симпатичный и обходительный.

— Ошибалась. И вообще не нравится мне этот новый доктор.

2

Через неделю операционная преобразилась: в ней было теперь чисто и пахло свежей краской.

Оглядывая чуть синеватые крашеные стены, Борис Михайлович спрашивал у Василия:

— Ну как, дружище, доволен?

— Вполне! Отличная получилась операционная!

— Вот видишь, все к твоим услугам. Условия создаю тебе не хуже, чем в клинике профессора Казанского. Только работай, — с хозяйской непринужденностью продолжал Борис Михайлович.

Подойдя к операционному столу, Василий озабоченно сказал:

— Мало света, даже в солнечный день здесь темновато. Мешает дерево под окном.

— Тут уж, дружище, ничего не попишешь, — развел руками главврач.

— А если срубить…

— Дерево срубить?

— Конечно. И тогда света будет вдоволь.

Лапин почесал затылок и приблизился к окну. За окном, широко раскинув свои густые зеленые ветви, стоял красавец клен.

— Жаль губить такую роскошь…

— Мне тоже очень жаль, но что поделаешь, если он мешает.

— Ну хорошо, ради пользы дела срубим, — решительно заявил главврач. — Скажи завхозу.

Больничный завхоз, Петр Иванович Шматченко, — невысокий, плотно сколоченный и весь какой-то красный. На голове у него огненно-рыжая шевелюра, и по цвету и по жесткости напоминающая медную проволоку.

— Борис Михайлович приказал? Это мы сейчас. Пила у меня наготове. Раз-два и свалим. Дров-то сколько будет! — с готовностью исполнительного человека говорил завхоз. И эта готовность, не моргнув глазом, спилить клен покоробила Василия.