— Как нет! — с удивлением воскликнул Шматченко. — А зачем аптека? Да вы черкните мне рецептик граммов на двести… Хватит, нечего их, подлецов, баловать. Я вам приволоку за это целую канистру первосортнейшего керосинчику. — Завхоз немного помолчал, внимательно наблюдая за доктором, потом вкрадчиво пояснил: — Мы тут так и живем: они нам, а мы им. И мы ничего не теряем, и они проигрыша не имеют. Коли на дело нужно, аптекарша наша, Антонина Петровна, никогда не откажет. Она женщина добрая и с понятием. Ей только рецептик по всей форме.
Шматченко, видимо, догадывался, что новый доктор колеблется, и потому для убедительности добавил:
— Не для себя ведь лично, а для общего дела, для больницы стараемся.
Василий хотел решительно отвергнуть такой негодный путь приобретения горючего, но вдруг понял, что другого пути у него нет. Конечно, можно повременить, можно подождать, пока в сельмаге появится керосин, но что, если сейчас привезут больного, которому потребуется срочная спасительная операция? Что тогда сможет сделать хирург?
— Хорошо, идемте в аптеку, — согласился наконец Василий и тут же дал себе слово: «Первый и последний раз напишу такой рецепт».
Высокий мужчина внес в амбулаторию завернутую в одеяло женщину, потом, бережно положив больную на кушетку, дрожащим голосом проговорил:
— Милые, спасите, умирает.
— Что с ней? — быстро спросила Нина Суханова.
Мужчина виновато опустил глаза, но в дверях появилась голова старушки в черном платке.
— Кровью исходит. По-женски у нее, — скрипуче протянула старуха.
Нина и Юлия переглянулись. Они сразу поняли, в чем дело, и Нина крикнула в полуоткрытую дверь санитарке, чтобы та немедленно бежала за акушеркой.
— Вы уйдите, — сказала Юлия мужчине. — А вы, бабуся, поможете нам.
Старуха понятливо кивнула головою, а мужчина покорно удалился.
— Как ваша фамилия? — спросила Нина у больной.
— Игнатовы мы, Игнатовы, — вызвалась старуха, всхлипывая и вытирая кончиком платка заплаканные глаза.
— Бабушка, вас не спрашивают, — строго заметила Юлия.
Молодая женщина с бледным бескровным лицом молча лежала на кушетке. Полуоткрытые глаза ее помутнели, нос заострился, губы растрескались и потемнели.
— Давно это у вас началось? — продолжала спрашивать Нина.
— С ночи-и-и, — чуть слышно протянула больная.
— Аж с ночи! И вы до сих пор тянули? — Нина покосилась на старуху, та, виновато моргая, зашамкала беззубым ртом:
— Так ить кто знал… Думали, бог даст пройдет.
— Ну темнота! — с возмущением проговорила Юлия. — И книжки раздавали и лекции читали — ничего не понимают!
— Надень халат, Юля, и вскипяти шприцы, — попросила Нина.
Минут через десять в амбулатории появилась акушерка Мария Максимовна и деловито приступила к своим обязанностям. Она на ходу расспрашивала больную, обменялась несколькими фразами со старухой и, уяснив в чем дело, попросила сестер помочь ей перенести Игнатову в соседнюю комнату.
После осмотра больной она распорядилась, чтобы пригласили врача — или Бориса Михайловича или Василия Сергеевича.
Врачей санитарка не нашла и потому привела в больницу Корнея Лукича.
— Когда нужно, никого не найдешь, — ворчала акушерка.
Юлия случайно выглянула в окно и, увидев на аптечном крыльце доктора Донцова, сказала санитарке, чтобы та позвала Василия Сергеевича.
Мария Максимовна доложила врачу о больной и сообщила свое решение.
— Вы правы. Игнатову нужно немедленно отправить в райбольницу, — согласился Василий, а про себя подумал: «Можно было бы не отправлять, если бы у тебя в операционной было все готово». — На чем привезли больную? — спросил он.
— Известное дело, та лошадке, — ответил Корней Лукич.
— Но нам нужна срочно машина.
— Опять придется идти к председателю с поклоном.
Василий хотел было послать кого-нибудь в правление колхоза, а потом решил пойти сам.
— Прямо, Василий Сергеевич, к председателю, к Тобольцеву. Так, мол, и так, Семен Яковлевич, человек при смерти, — напутствовал Корней Лукич.
Василий застал Тобольцева в кабинете. Тот говорил чумазому парню:
— Отвези в четвертую бригаду полотно для сенокосилки. Поломка у них. Заодно прихвати соль-лизунец и подбрось на пастбище. Минуты не медли.
— Понятно, Семен Яковлевич, только выпишу путевку и поеду.
Когда шофер вышел, Тобольцев дружелюбно поздоровался с доктором и предложил ему сесть.
— Простите, Семен Яковлевич, некогда, — ответил Василий.
— И вам некогда! А я думал, только председатели колхозов не имеют свободной минутки. Доктора, оказывается, тоже, — заулыбался Тобольцев.
— По делу я к вам.
— Пожалуйста, выкладывайте. Всегда рад помочь, — с готовностью отозвался председатель.
— В больнице тяжелая больная. Нам срочно нужна машина.
Смуглое, исхлестанное степными ветрами лицо Тобольцева сразу помрачнело. Он поворошил загорелой рукой темные, тронутые сединой волосы на крупной голове и сокрушенно сказал:
— И рад бы, дорогой доктор, но сейчас все машины в разгоне.
— Вы должны понять, что…
— Понимаю, дорогой доктор, — живо перебил Тобольцев, — отлично понимаю. Повремените малость, может, подвернется машина, тогда направлю.