Секта-2

– Предложение вот какое, – начал было директор и вдруг прервал сам себя, вполне театрально закрыв рот ладонью: – Но дайте слово, что никогда, никому – это первейшее условие! – Удовлетворившись ее кивком, продолжил: – Есть один государственный человек. Чиновник очень высокого ранга. Я с ним имел несколько встреч, и он крайне заинтересован в том, чтобы сделать книгу. Заметьте, я не сказал написать, я сказал сделать. Он даст материал, может быть, поделится какими-то своими идеями, даже наверняка именно так и сделает, а вы напишете. Да, чуть не забыл! – Директор хлопнул себя по лбу. – Вы христианка?

– Разумеется.

– Если хотите получить эту работу, вам придется сказать, что к христианству вы не имеете отношения. Ваш наниматель очень строг на сей счет. Еврей, сами понимаете… И я вам очень – слышите? – очень рекомендую на этот счет не ерепениться. Игра будет стоить свеч, поверьте мне. Как вам предложение?

– А я еще предложения-то от вас никакого и не услышала, – мило заявила Настя с самым невинным видом, и директор агентства даже подпрыгнул в кресле, до того ему понравился этот ее переход в практическую область. Как говорил товарищ Бендер: «Ближе к телу!»

И он написал ей на бумажке несколько цифр, которыми она осталась вполне довольна и, в свою очередь, поставила свою подпись под трудовым контрактом. «Все заготовил заранее. Хитер. Верно, знал, что я соглашусь. И я соглашаюсь, а куда мне иначе? После Би-би-си работать в любом, пусть и московском издании – это явная деградация и способ нажить себе кучу врагов-завистников». Получив от директора телефон своего высокопоставленного пациента (Настя предпочла именно это определение – «высокопоставленный клиент» звучало бы чересчур двусмысленно) и сведения о том, где находится касса, куда завтра ей следует явиться за авансом, Настя покинула литературное агентство. Перед выходом, отразившись в большом коридорном зеркале, она на мгновение задержалась, скорчила забавную рожицу, приплюснула указательным пальцем нос и вслух изрекла шамкающим подвизгивающим голоском:

– Поздравляю вас, милочка! Вы стали литературным негром.

Тем же вечером она набрала номер «государственного человека», на поверку оказавшегося сенатором, и получила от него предложение встретиться через пару дней в обеденное время в месте, название которого сенатор произнес молниеносной скороговоркой. Он вообще говорил очень быстро, словно захлебываясь, и Настя вынуждена была переспросить. Он повторил, у девушки вытянулось от удивления лицо, но она лишь покорно записала адрес и попрощалась. Бумажку с адресом убрала в сумку, повозилась с сынишкой, пока тот, до изнеможения довольный маминым вниманием, не уснул прямо на ковре, и Настя перенесла его, совершенно сонного, в кроватку. Кое-что не давало ей покоя, и она, подозревая, что не сможет уснуть, пока не удовлетворит собственное любопытство, уселась за компьютер, зашла в «Гугл» и принялась собирать сведения о прежде не интересовавшем ее предмете. Забила в поисковую строку одно из слов, записанных ею под диктовку сенатора. Тяжелое, глухое, нездешнее слово – каббала. Он назначил ей встречу в центре изучения этого модного явления, или науки, или еще чего-то, о чем Настя узнавала все больше с каждой новой предоставленной ей «Гуглом» страницей. Засидевшись далеко за полночь, она лишь усилием воли заставила себя оторваться от монитора и, уже лежа в кровати, долго еще не могла заснуть, будучи не в состоянии успокоиться – такое сильное впечатление произвело на нее все, что удалось найти и прочитать.

– Посмотрим, посмотрим, что это за зверь такой, что за премудрость. Здесь, оказывается, дело-то вовсе не в красных нитках и не в Мадонне, здесь все, что называется, по-взрослому. Страшно…

Она уснула, и сон, приснившийся ей, был на удивление ярким. Будто идет она по какой-то деревенской улице, а вдоль нее старые дома, обветшавшие, серые. Огороды с покосившимися плетнями, вместо грядок бурьян в пояс, а впереди черными клубами валит дым, будто там пожар и горит что-то большое, основательное…

II

Сперва Роман намеренно пропускал запись в своем телефоне, состоящую из одной только буквы «Н». Он отнюдь не забыл, что эта «Н» означает, он помнил тот день и час, когда внес ее, очевидно, второпях не вписав полного имени, но в то утро, когда он снова не узнал себя в зеркале, его словно шлепнуло по затылку чем-то мягким, но увесистым, похожим не то на набивной гимнастический мяч, не то на пресловутый пыльный мешок из пословицы, тот самый мешок, которым бьют из-за угла какие-то таинственные личности. Так или иначе, благодаря этому шлепку он прозрел и перед тем, как позвонить, долго и тщательно принимал душ, изгоняя из себя упиравшегося беса похмелья и уже без всякой опаски переступая в эмалированной ванне. Некоторые из старых фобий время от времени возвращались, но боязнь упасть больше не угнетала его.