Секретный сотрудник

Дорошенко махнул рукой и занялся купатами, а Ефим продолжал:

— Ну вот, стал он угрожать этой бомбой и требовать смертной казни для гомосексуалистов. Полиция окружила его дом в Оксфорде, начала эвакуацию города, но вмешалось провидение — и бомба переродилась. Этого физика-химика арестовали, но в его доме неожиданно оказались еще двое. Сначала их тоже повязали как соучастников, но потом выяснилось, что зря, и тут начинается самое интересное. — Ефим замолчал и занялся купатами, опередив кота, который тоже на них нацелился.

Все терпеливо ждали продолжения, но оно последовало, только когда Ира забрала своего любимца и посадила к себе на колени.

— Так вот, — сказал, наконец, Ефим, — один из них оказался профессором Оксфордского университета, а второй — его студентом. Но не это интересно, а интересно то, что они рассказали. Они утверждали, что сейчас 1912 год — студент говорил, что он поступил в 1910-м, а профессор все просил позвать ректора, господина, скажем, X, и выяснилось, что этот самый X действительно был ректором Оксфордского университета с 1909-го по 1913 год и что он умер в 1914-м. Одежда на этих людях тоже была из того времени: и материал, и покрой. Многое в современной жизни их удивляло и пугало. Потом похожие случаи произошли в Америке — там на месте перерождения появился сначала какой-то дремучий ковбой из первых поселенцев, а потом — несколько индейцев из племени сиу в боевой раскраске. Сначала военные пытались замять это дело, а сейчас об этом уже все знают и называют этих людей «lost» — потерянные.

Ефим замолчал и налил себе Вольфовой настойки. Какое-то время все молчали, переваривая кто информацию, кто купаты. Наконец Лена Дорошенко рассеянно поинтересовалась, намотав на палец локон со своей буйной шевелюры — предмета тайной зависти менее волосатых подруг:

— А что с ними стало, с этими потерянными?

— Изучают, — ответил Ефим, — изучают как паранормальное явление. Потому и засекретили вначале.

— Ужас какой, — сказала Лена, — только представить себе: попасть в будущее, одной, вокруг все незнакомое, чужое, с ума можно сойти.

— Может быть, кто-то из них и сошел с ума — мы же не знаем, — поддержала ее Инга. — А интересно, у нас тоже такое случалось? Или у вас там, на островах? — спросила она у мужа.

— У нас в «стране пребывания» похожая история была — я же рассказывал, — ответил Кузниц. — Эти двое дикарей с «мухой» — при желании вполне можно сказать, что они из этих, как Ефим говорит, потерянных. И вообще, я эти сказки уже слышал — в штабе много об этом говорили, когда в Англии этот случай с бомбой произошел — у нас ведь в штабе почти все британцы, только несколько еще поляков да мы. А здесь вроде пока потерянных нет, разве что из броневичков кто-нибудь вылезет. Вообще-то, я не очень верю этим слухам — похоже на газетную утку. Кстати, эти дикари, которых возле «мухи» схватили, так это, скорее всего, сами террористы и были — арабы в длинных таких рубашках ходят — галабиях, — скинул рубашку, и вот тебе дикарь.

— Из броневичков никто не вылезет — они наглухо задраены, я сам видел, — сказал Ефим.

— Не надо все так сразу отрицать, — вмешалась Константинова, — ведь в перерождения мы тоже сначала не верили. Никто не в состоянии постичь Его замыслы!

— Аминь, — резюмировал Константинов, — надо на посошок и домой — поздно уже.

— Vous avez raison,[15] — поддержал его Дорошенко почему-то по-французски.

— Успеете, — сказал Вольф Шварц, — сколько тут ехать?! А я вот что думаю насчет этих потерянных. Как вам известно, я атеист и во все эти божьи провидения не верю. По-моему, при всех этих перерождениях действует какое-то сильное поле, вот оно и может, так сказать, выдергивать из прошлого людей, которые находились в этом временном слое, что ли. Вообще-то, я не специалист, но…

— Заметно, — сказал Константинов.

— Ну и что! — парировал Вольф. — Мне это подсказывает интуиция творческого человека. Мало что ли известно случаев, когда художник провидел будущее?! Вот Дали, например…Что он там предсказал?

— Полет Гагарина, — сказал Дорошенко и чокнулся с Константиновым.

— Не смешно, — сказал Вольф и тоже поднял свою рюмку, — предлагаю выпить за творческую интуицию.

Тост получил всеобщее одобрение, и тема, казалось, была забыта, но вдруг неожиданно для всех в роли теоретика выступил Ефим.

— Я тоже думаю, что бог тут ни при чем, — сказал он. — Я думаю, что просто наша планета не желает больше терпеть те гадости, которые мы творим с ней и на ней. Ядерные технологии и особенно ядерное оружие угрожают планетарному равновесию, и на Земле начинают происходить компенсационные процессы — так называемые перерождения ядерных материалов. Что же касается этих «потерянных», то это вполне могут быть мутанты.

— Теория не нова, — заметил Константинов, — ее уже пытались протолкнуть наши академики, но беда в том, что она недоказуема. Почему, если это так, как ты говоришь, планета не реагирует на испытания ядерного оружия — их ведь многие страны продолжают проводить?