Секретный сотрудник

Ефим хотел ответить, но тут кот, почувствовав, что присутствующие потеряли бдительность, исхитрился и стащил мясную колбаску с его тарелки.

— Ловите его, ловите! — истошно закричала Ира Калинкина, вскочив с чурбачка. — Ему нельзя это есть — у него аллергия.

Общими усилиями кота загнали под диван — он там утробно выл и не хотел расставаться с добычей. Супруги Шварц-Калинкины улеглись на пол и пытались его выманить фальшивыми посулами мяса в будущем, но у кота уже было мясо в настоящем и на посулы он не поддавался.

Очередное собрание карасса закончилось. Переступая через хозяев, гости потянулись в прихожую одеваться.

Шварц жил в новом районе, а остальные — в старом городе, куда ехать надо было сначала маршруткой, а потом метро. Ехали все вместе, но по дороге почти не разговаривали, только Инга обсудила с Леной Дорошенко перспективы катанья на горных лыжах в Карпатах этой зимой. Так доехали до «Театральной», где Константиновы выходили, а остальным надо было делать пересадку. Время было позднее, людей в поезде было мало, но в вестибюле станции они неожиданно увидели довольно большую толпу.

— Интересно, что там произошло, — сказал Ефим и пошел к толпе, остальные потянулись за ним. Кузниц толпы боялся и хотел остаться, но Инга потянула его за собой.

Все столпились вокруг человека, сидевшего на скамейке у стены, и возбужденно переговаривались. Человек этот действительно выглядел странно. На нем был кожаный комбинезон и кожаный шлем с длинными ушами, и на лбу у него сидели большие очки-консервы. Кузниц подумал, что больше всего он напоминает фотографию Валерия Чкалова у самолета после перелета в Америку. В детстве у Кузница была книжка с такой фотографией, и он ее хорошо помнил. Человек что-то доказывал стоящему возле него дежурному полицейскому.

Любопытный Ефим поговорил с людьми и выяснил, что этого человека привели с собой в метро какие-то подростки, что он тут всего боится и просит вывести его наверх. Больше Кузниц ничего не успел узнать, потому что подошел их с Ингой поезд. Поезд был последним, и пришлось уехать. Через окно вагона Кузниц успел еще раз мельком увидеть этого странного человека и еще раз подивиться его сходству с Чкаловым со знаменитой фотографии. По дороге домой они с Ингой вяло обменялись впечатлениями, решили, что это какой-то шутник так вырядился. Утром об эпизоде никто не вспомнил, и только потом, спустя много месяцев, выяснилось, что была это их первая встреча с «потерянным».

4. Пребывание «в стране пребывания»

«Во время пребывания в „стране пребывания“»… — Кузниц писал отчет для штаба, и давался он Кузницу тяжело, поэтому он делал частые перерывы: пил чай и ходил курить на кухню, хотя ни чаю, ни курить не хотелось, и надо было бы поторопиться, потому что он и так дотянул до последнего дня и из штаба уже звонили и ругались.

Больше всего на свете он не любил писать официальные бумаги и всегда писал их не так, как положено, и всегда приходилось переписывать. Он и тянул до последнего дня отчасти потому, что в этот день уезжал и рассчитывал отдать отчет представителю штаба, который обычно их провожал, и тогда уже никто не сможет его заставить этот отчет переделывать.

Наконец он поставил точку, расписался и, не перечитывая, запихнул отчет в конверт. Сделал он это как раз вовремя: со двора послышался автомобильный сигнал — приехал Валера. Молча присели на дорожку, говорить было не о чем — все уже было переговорено. Инга давно пыталась отговорить Кузница от этих поездок, но накануне вечером предприняла особо массированное наступление, даже со слезами, что совсем не было на нее похоже. Поэтому сейчас он наскоро ее поцеловал, схватил свой видавший виды чемодан и, сказав: «Позвоню, как долетим», — скатился вниз по лестнице, хлопнулся на сиденье Валериного «форда», и скоро дом скрылся из глаз.

«Зачем я в это ввязался?» — тоскливо думал Кузниц по дороге, пока заезжали за Хосе, а потом за Ариелем. Но когда в машину сел Ариель, думать о чем-либо стало невозможно — Ариель излагал свою жизненную позицию и постоянно требовал одобрения аудитории.

— Однова живем! — говорил он. — Заработаем немного денег, а пуля, она дура, скажете, нет?!

Получив искомое одобрение в виде по-военному бравого Валериного «А то!» и неопределенных междометий со стороны Кузница и мрачного Хосе, Ариель сменил тему и стал произносить инвективы в адрес своего легкомысленного приятеля Феликса, который мало того, что пьет и ничего в семью не приносит, но еще и недавно вознамерился эмигрировать в поисках сладкой жизни, что, по мнению Ариеля, было позором и предательством по отношению к вскормившей его, то есть Феликса, Неньке Украине.

— Чем же он ей так обязан? — поинтересовался Хосе тоном, не предвещавшим ничего хорошего.