Секретный сотрудник

— Был, правда, один случай, довольно забавный. Двое «правоверных» как-то пробрались мимо часовых — днем, с «мухой» (это гранатомет пехотный) — и хотели пальнуть по штабу и, говорят, переродились вместе с гранатометом.

— Во что? — поинтересовался Вольф Шварц.

Кузниц усмехнулся:

— «Муха» превратилась, говорят, в катапульту древнюю, вроде той, что Архимед изобрел, а воины аллаха исчезли, а вместо них патруль подобрал двух дикарей — в одних набедренных повязках, ни одного языка не знают, всего боятся. Их в Англию отправили — изучать будут.

— Избирательно боженька помогает, — сказал Дорошенко, — похоже, он на стороне коалиции. Ведь не ядерные же гранаты были у этих правоверных.

— Говорят, гранаты заразой какой-то начинены были, чумой что ли, — сказал Кузниц, — а насчет избирательности ты не прав — в коалиции много чего переродилось.

— Ты идешь? — крикнул Константинов от входных дверей.

— Иду, иду, — ответил Кузниц и пошел к дверям. У дверей пришлось выдержать борьбу с котом, который рвался на лестничную площадку, но выпускать его было строжайшим образом запрещено хозяйкой.

На лестничной площадке Константинов курил, прислонившись к перилам. Кузниц стал рядом с ним, прикурил свою сигарету и спросил:

— Что это за притчу ты рассказал народу? Сам придумал?

— Куда мне, — Константинов стряхнул пепел в закрепленную на перилах консервную банку, — это басня Эзопа.

— Надо же…, — сказал Кузниц, — я забыл как-то за этими вояжами, что ты у нас эрудит, как этот…

— Как кто? — поинтересовался Константинов.

— Ну, этот, как его? Забыл, в общем, — признался Кузниц. — Впрочем, я человек военный, бесхитростный и малограмотный — мне простительно. Все время в разъездах, опять же — свое имя можно забыть.

— Путешествуешь ты и правда много, — сказал Константинов, — как Пржевальский.

— Нет, — возразил Кузниц, — на Пржевальского я не тяну.

— Ну, тогда как лошадь Пржевальского, — сказал Константинов.

— Как лошадь, пожалуй, да, — согласился Кузниц, и они замолчали.

— А почему ты теперь не через Стамбул летать будешь? — помолчав, спросил Константинов.

— Опасно стало в Стамбуле, — ответил Кузниц, — местные мусульмане шалят: то гостиницу взорвут с иностранцами, то зарежут какого-нибудь неверного на базаре. Вот командование и решило, что на Крите будет спокойнее — греки ж союзники все-таки.

— А турки разве нет? — удивился Константинов. — Турция же член НАТО, насколько я знаю.

— Турция сохраняет нейтралитет, как Украина. Аэродромы только свои предоставила американцам.

Они опять замолчали. Константинов докурил сигарету, бросил окурок в банку и направился было назад в квартиру Шварца, но вдруг повернулся к Кузницу, который тоже потушил сигарету и собирался идти за ним, и спросил:

— А как там вообще в «стране пребывания», страшно?

— Страшно, — Кузниц помолчал, — особенно ночью. Ты только Ингу не пугай. — Он опять немного помолчал и добавил: — Местное население ведь, в сущности, арабы, хотя и христиане, и многие сочувствуют «правоверным», проводят их диверсантов. Недавно одного штабного зарезали, майора одного — к бабе ночью пошел, и зарезали — нашли утром. Лежишь ночью в гостинице и прислушиваешься — шаги какие-то в коридоре тихие, трещит что-то, — он засмеялся, — а как-то Ариель среди ночи ко мне в номер прибежал. В трусах, весь трясется, пистолетом размахивает, шепчет, что у него в номере кто-то есть. Ну, уговорил он меня, вооружились, пошли, а это летучая мышь оказалась.

— У вас и оружие есть? — спросил Константинов.

— Есть. Пистолеты выдали, — ответил Кузниц, — я свой в тумбочке держу от греха подальше, а Ариель под подушку кладет — застрелится когда-нибудь.

Они вернулись как раз к горячему и новым слухам. На горячее были купаты, приготовленные хозяином тоже по особому рецепту. А новые слухи принес, как всегда, Ефим. Слухи были такие, что и про горячее забыли, правда, ненадолго, и сводились эти слухи к тому, что будто бы на месте перерождения оружия появляются какие-то странные люди и странное у них все: и внешность, и одежда, и поведение.

— Как они сюда попали, эти люди не помнят, — рассказывал Ефим, — и сначала, когда перерождения происходили во всяких диких и отдаленных местах, на людей, появляющихся на месте перерождения, внимания не обращали, и только недавно они произвели настоящую сенсацию в Англии. Случилось это не где-нибудь, а в Оксфорде. Там один сумасшедший то ли физик, то ли химик, страшно возмущенный современными нравами и особенно однополыми браками, раздобыл или сделал маленькую атомную бомбу.

— Постой! Как это раздобыл или сделал? — возмутился Дорошенко. — Ты знаешь, сколько надо всего, чтобы сделать такую бомбу?! Заводы должны были на него работать или большие лаборатории, это я тебе как физик говорю.

— Ну, раздобыл, наверно, не знаю, — сказал Ефим, — не это важно.

— Как это не важно?! — не успокаивался Дорошенко.

— Успокойся, Вадик, дай рассказать человеку, сделал, раздобыл — какая разница, — урезонила Дорошенко его жена Лена — художница и человек романтический. — Ты все горячим интересовался — вот ешь и дай людям послушать.