Седьмой совершенный

Вновь наступила пауза. Она длилась так долго, что бакалейщик, потеряв терпение, кашлянул.

– Вообще-то, я за солью зашел, - вспомнил Имран.

– Тебе соль нужна! - обрадовался Ибн Лайс. - Сколько мешков?

– Да нет, мне в дорогу, немного, два ратля.

– Два ратля, - поскучнел бакалейщик. Со словами: "Торговли совсем не стало", - он отвесил соли, насыпал в полотняный мешочек и протянул покупателю.

– Сколько с меня? - спросил Имран.

Ибн Лайс махнул рукой:

– Дарю.

– Спасибо. Айары больше не беспокоили?

– Нет, с тех пор, как мы их побили, больше носа не показывают, боятся.

– А дочь твоя как?

– Все хорошо.

– Ну, я пошел, - неуверенно сказал Имран.

– Будь здоров.

В этот момент за спиной Ибн Лайса открылась дверь и в проеме появилась Анна.

– Отец, тебя зовут.

– Ну, прощай парень. Бог даст - свидимся.

Ибн Лайс улыбнулся Имрану, посмотрел на свою дочь и скрылся за дверью.

– Почему ты здесь? - спросил Имран.

– Я пришла за солью, - ответила Анна, - а ты?

– Какое совпадение, и я пришел за солью.

Анна улыбнулась:

– Как твое здоровье?

– Хорошо. Ты меня вылечила.

– Уезжаешь?

– Да.

– Далеко?

– Да.

– Вернешся?

– Не знаю. Но вернуться очень хочу.

– Почему? - с делано-равнодушным видом спросила девушка.

– Чтобы посвататься к тебе.

– Отец не отдаст меня за тебя. Ты мусульманин.

Анна смотрела в сторону, на щеках ее проступил румянец.

– А мне он сказал, что может отдать.

– Не может. Я иудейка и могу выйти только за иудея.

– Жаль,- глухо отозвался Имран. - Прощай. Меня ждет товарищ.

– Прощай, - с грустью сказала Анна.

Имран вышел из лавки.

Девушка шмыгнула носом и стала тереть покрасневшие глаза. Из двери вышел отец и недовольно спрсил:

– Что ему надо было от тебя?

– Посвататься хотел, - с вздохом сказала девушка.

– Посвататься? - удивленно протянул Ибн Лайс. - За мусульманина? Нет, дочка, он же голодранец. Ты не можешь выйти за человека , который беднее твоего отца.

– А за Абу-л-Хасана отдашь? - спросила Анна.

– Эх, дочка, Абу-л-Хасан важный вельможа, об это даже и мечтать не смей.

– Хамза мне сказал, что Абу-л-Хасан хочет посвататься ко мне.

– Хамза пошутил, - не веря своим ушам, воскликнул Ибн Лайс. Для мавла о лучшем покровителе и мечтать было нельзя.

– Значит, за него отдашь? - уточнила Анна.

– Дочь моя, я скажу тебе правду. Я бы хотел, чтобы моим зятем был иудей, но мы живем во враждебном нам мире. Абу-л-Хасан очень порядочный человек и влиятельный...

– Но он мусульманин, - лукаво сказала Анна.

– Дочь моя, - устало сказал Ибн Лайс,- в этом мире все люди, выделяющиеся положением, умом и богатством принадлежат к одной вере. А тебе кто-то нравится из них?

Девушка зарумянилась, а потом сказала:

– Оба.

Ибн Лайс покачал головой.

– Как ты похожа на свою мать. Она тоже любила меня и моего брата. Но замуж вышла все-таки за меня, потому что денег у меня было больше, а брат мой был разгильдяй. Поэтому, если тебе нравятся оба, замуж лучше выйти за богатого. К тому же Абу-л-Хасан холост, а у этого парня жена и куча детей.

Девушка тяжело вздохнула и сказала:

– Видимо ты прав, отец. Ну, я пойду.

– Иди. А зачем ты приходила?

Анна пожала плечами.

– Навестить тебя.

Ахмад Башир сидел в харчевне недалеко от ворот рынка и с аппетитом поедал жаркое.

– Вот, решил подкрепиться перед дорогой, - сообщил он, - садись поешь.

Имран отказался.

– А зря, дорога дальняя. А ты один, я вижу. Я думал, ты с девчонкой придешь. Эх, был бы я помоложе!

– Ты все уже? - спросил Имран.

– Все. - Подбирая хлебом соус, ответил Ахмад Башир.

– Пошли, - сказал Имран и направился к выходу.

Ахмад Башир поднялся, бросил полный сожаления взгляд на пустой горшочек и последовал за товарищем.

Ал-Фурата в очередной раз подвела беспечность, он не послал стражу вслед за ворами, будучи уверен, что они вернутся, так как подземный ход был затоплен водой. Он не перенес свою казну в другое место, ограничившись тем, что выставил возле нее охрану. Он понял, что это не простое ограбление, но слишком долго анализировал. Слишком долго думал. Когда ал-Муктадир сказал ему: "Вазир, кажется, ты перепутал государственную казну со своей". Он поклонился и развел руками, соглашаясь и словно говоря: "Мол, с кем не бывает". На самом деле он произнес всего одно слово, и слово это было: "Тугодум".

Теперь ал-Фурат виновато улыбался, была надежда, что все обойдется, ибо халиф был пьян, хотя до вечера еще было далеко.