Седьмая печать

Ночной визит лорда Мола заставил задуматься о многом. В частности о том, о чем сам подросток вспоминать не слишком любил. О его семье.

С самого детства он был особенным. Мать – принцесса уничтоженной Империей планеты и боевой генерал. Отец – генерал и контрабандист. Влюбившиеся во время войны, поженившиеся после ее окончания.

Он знал эту историю наизусть.

Вот только эта романтическая муть не объясняла, откуда у него взялись особые способности.

Бен помнил шепотки и косые взгляды. Иногда за спиной, а иногда и в лицо. Он ведь даже ничего не понимал, что не мешало чувствовать настроение и мотивы окружающих. Но поначалу было терпимо, хуже стало, когда из ниоткуда появились, как грибы после дождя, остатки уничтоженного тридцать лет назад Ордена.

Бену было пять, когда он впервые встретил настоящего живого джедая. Ну, или того, кто себя таковым считал. Среднего роста седой мужчина, достаточно респектабельного вида, и пожилая женщина, с глубокой тоской в глазах. Они выглядели… Маленький Бен даже не мог поначалу подобрать правильное слово, а ведь он был очень умным и развитым мальчиком, которого мать с пеленок учила искусству дипломатии.

Состоялся длинный и достаточно мутный разговор, визитеры ушли, в памяти Бена осталось только искреннее облегчение в глазах Леи и Хана. Еще он запомнил, как внимательно и цепко смотрела тётя Мон на него и его родителей. Как на потенциальных врагов.

Прошло время, и джедаи снова появились на их пороге. Теперь Бен смог дать определение тому, что видит. Осколки Ордена выглядели далекими, холодными и отчужденными. Лица, как благожелательные маски, отстраненное отношение… Они говорили о хороших вещах, правильных: о службе Республике, о помощи нуждающимся, о справедливости и доброте ко всем, кому это требуется.

Слова не звучали натужной фальшивкой, но Бен не чувствовал, что в джедаях что-то отзывается на их собственные призывы. Он не ощущал теплоты и той естественной нежности, которые излучает по-настоящему хороший человек.

Они говорили… Но они не чувствовали. Не хотели чувствовать.

А еще Бен ощущал постоянно подавляемую боль и тоску, загнанные глубоко внутрь. Джедаи были ранены, но они сами не давали своим ранам зажить, цепляясь за прошлое, и раны гнили, нарывали и продолжали их мучить.

Конечно, так детально он все понял гораздо позже, но и тогда ему хватило смутного ощущения несоответствия формы содержанию.

Прошло еще несколько лет, еще несколько визитов. Джедаи становились все более настойчивыми, требуя от Леи отдать сына в возрожденный Орден. Каждый раз принцесса все больше мрачнела, а Хан маячил рядом, прикрывая Бена собой.

Подросток помнил, как мужчина настойчиво напоминал визитерам, что сын – весь в него, и вообще практически точная его копия. Джедаи соглашались, и ребенок ощущал странное облегчение, исходящее от матери. Тогда он этого не понимал. Да и потом тоже. И лишь сейчас, в свете озвученной ситхом информации, подтвержденной хранителем голокрона…

Подросток вздохнул, ворочаясь, не в силах уснуть.

То, что сказал Мол…

Странно, он ведь любил родителей. Пусть мать постоянно была занята, с трудом урывая минуты для семьи, Бен знал, что для нее он на первом месте. Искренняя любовь, с нотками тоски, вот что чувствовала женщина. С Ханом было сложнее. Если на публике чета Соло демонстрировала сплоченность, то наедине все было не так радужно. Хан свою супругу любил, а вот она его… Нет. Лея мужа уважала, она очень тепло к нему относилась, но не было ни влюбленности, ни страсти. И Бен это тоже чувствовал. А еще он видел, что Хан об этом знал или, по крайней мере, догадывался.

Их удерживал вместе только сын, и когда Бена отдали джедаям, все развалилось. Не сразу, постепенно, но процесс было не остановить. С каждым визитом родителей Бен видел, как увеличивается дистанция между ними, пока, наконец, Хан не исчез, вернувшись к своей первой любви – космосу.

А потом стало еще хуже.

Жалкие остатки Ордена, пытающиеся наскрести хоть каких-то учеников, не знали, что с этими самыми учениками делать. Годы правления Палпатина не прошли даром: быть Одаренным значило подписать себе смертный приговор. За потенциальными ситхами и джедаями охотились, их забирали… И они больше никогда не возвращались. Люди боялись хоть как-то себя выдать. Приказ 66 так и не был отменен, с ситхами связывали лишь ужасы и насилие, и победа Альянса ничего не изменила. Люди продолжали опасаться проявлять хоть какие-то способности.

Джедаи с трудом нашли пару десятков человек. И, заполучив к себе потенциальных падаванов, столкнулись с проблемой. Они не знали, как учить вчерашних фермеров, беспризорников, лавочников. Они все были разного возраста: самому младшему – Бену – было десять. Старшему – шестнадцать. Они росли в своих семьях, знали реальную жизнь, у них на все было свое мнение, а привыкшие к воспитанным с пеленок очень определенным образом детям джедаи, цеплявшиеся за канувшие в небытие догмы и привычки, никак не могли справиться с этой разношерстной толпой.