Седьмая ложь

Явилась акушерка, чтобы осмотреть Одри, проверить ее слух и еще раз взвесить, перед тем как официально отпустить в большой мир за пределами больничных стен. Акушерка на сей раз была другая, не вчерашняя, а постарше, но тоже улыбчивая, по-матерински основательная, излучающая спокойную уверенность и теплоту. Я была благодарна ей за вмешательство.

— Ну и как вы будете добираться домой? — поинтересовалась она, остановив взгляд по очереди на каждой из нашей троицы.

— Я собиралась вызвать такси, — ответила я. — Вызывать прямо сейчас?

— Автокресло у вас есть? — спросила она.

Я кивнула на кресло-переноску, стоявшее в углу палаты.

— Отлично, — сказала акушерка. — Тогда вы готовы к выписке. — Она пощекотала Одри за пятку. — Ну, кто у нас тут самая счастливая маленькая сосисочка, которая сейчас поедет домой с двумя такими замечательными мамочками?

Я не стала ее поправлять.

— Джейн, — сказала Марни, когда мы ждали такси перед входом в больницу, — можно задать тебе один вопрос?

Она дрожала в своем летнем платье, несмотря на солнце.

— Конечно, какой угодно, — отозвалась я.

Одри, уже пристегнутая к своему креслицу и закутанная в одеяльца, захныкала, а потом чихнула.

— Ты сегодня сама не своя, — сказала она. — Тебя что-то расстроило?

— Со мной все в полном порядке, — заверила ее я.

— Это из-за той журналистки? — не отступала она. — Из-за ее сообщения?

Перед главным входом, пронзительно завывая, затормозила «скорая».

— Джейн! — потеряла терпение Марни.

— Что? — пробормотала я. — Что ты сказала?

Сирены смолкли. Из задка «скорой» спустили складные носилки на колесиках, и два парамедика в зеленом в сопровождении врача в голубом бегом покатили их внутрь.

— Ты все еще переживаешь из-за той журналистки?

— Может быть, — призналась я.

Марни вздохнула:

— Я это понимаю. Но мне в каком-то смысле еще хуже. Она обвела меня вокруг пальца. Когда мы с ней тогда встретились, я думала, что она нормальная. Она даже показалась мне милой. И очень красивой. Она изображала из себя добрую и сострадательную. Я действительно думала, что могу ей доверять. Но все это было притворством, верно? Так что я хорошо усвоила урок. Да, это мерзко, когда тебя обвиняют в таких вещах, — я знаю, каково это, не забывай, — но пойми, теперь она просто ноль, пустое место.

Я кивнула с видом полного понимания, как будто была согласна с ее логикой и тоже расстроена ложным обвинением.

— Или дело не в этом? — спросила Марни. — Она еще что-то сказала? В своем сообщении? Ты из-за этого дергаешься?

Я покачала головой.

— Что она тебе наплела? — не отступала Марни.

Я некоторое время молчала, подыскивая безопасный ответ.

— Думаю, она сказала мне в точности то же самое, что и тебе, — произнесла я наконец.

— Я прослушала только самое начало, — пояснила Марни. — И стерла сообщение сразу же, как только поняла, от кого оно. Но что там было? Что она наговорила?

Меня охватила дрожь облегчения. Решение не паниковать раньше времени было правильным. Марни не узнала ничего нового. А потом это кратковременное облегчение сменилось новым, более изощренным страхом. Дело не в том, что Валери оставила Марни пустое сообщение, не сказав ничего важного, заслуживающего внимания, — хотя я в глубине души очень надеялась на это. Нет, просто мне на сей раз повезло. Если бы Марни не стерла сообщение, кто знает, что ей сейчас было бы известно?

— Джейн? — настаивала Марни.

— Она звонила, чтобы извиниться, — выпалила я.

Правда — и мне почти стыдно в этом признаваться — заключается в том, что остальное содержание этого придуманного сообщения я сочинила прямо на ходу, автоматически, даже не задумываясь, состряпав очередную ложь так же легко, как и прежде.

— Она сказала, что у нее сейчас тяжелый период, что ее бывший муж недавно женился снова и поэтому она решила с головой уйти в работу. И что она сожалеет о том вреде, который причинила, и надеется, что мы сможем ее простить.

Это была шестая неправда.

Я озвучила ее по той же причине, что и все остальные. Но вкус у нее, у этой лжи, был иной, потому что она не решала проблему, а лишь отсрочивала ее. Валери взялась за Марни, и наивно было бы думать, что она отступится.

— Хм… — Марни взглянула на меня. — Это очень странно. Мне показалось, что тон у нее в начале сообщения был довольно-таки расстроенный. Как же она сказала?..

— Не важно… — начала было я.

— Да, знаю, — перебила она. — Но теперь это не дает мне покоя. Она сказала что-то такое, отчего я мгновенно взъерепенилась. И сразу же поняла, что говорит именно она. Мне не хотелось ее слушать, потому что я была уверена: там опять будет вранье на вранье, — и, честно говоря, у меня попросту не было желания в это вникать. Но… Нет, не помню.

— У меня сложилось впечатление, что она весь день пила, — заметила я.

— Не исключено. Но все-таки там было что-то еще.