Сделай ставку и беги

После возвращения из колхоза Антон Негрустуев ушел из материнского дома. По случаю юбилея химической промышленности мать, выросшую до председателя обкома профсоюзов химиков, наградили орденом. Возгордившаяся Александра Яковлевна, вернувшись с торжественного мероприятия слегка под шафе, принялась вразумлять сына, тот огрызнулся. Слово за слово, оба, как у них водилось, распалились. Александра Яковлевна в сердцах обозвала сына захребетником. Едва выговорив, спохватилась, попыталась обернуть в шутку. Но самолюбивый Антон на примирение не пошел, тем более что это была правда – жил-то на материнские деньги. На другое утро собрал вещи и к матери с того дня ходил исключительно в гости по выходным.

Александра Яковлевна несколько раз попыталась вернуть Антона домой. Но в конце концов отстала, оценив демарш любимого, но непутевого сына с неожиданной в ней философичностью:

– Перебесится дурак, вернется. Все вы мизерабли да нигилисты, пока мать не понадобится.

Быть может, это больше всего и уязвляло самого Антона, – окружающие именно так и воспринимали его метания: чего не повыпендриваться, если за спиной железный тыл.

Истинный философ не ищет удобств. Диоген жил в бочке. Антон Негрустуев, уйдя от матери, обосновался в подвальчике у некой тети Паши, сдавшей ему угол – проходную комнатку у входной двери. Обстановка в комнатенке была самая незатейливая. Могучая, занимавшая половину пространства чугунная кровать да заваленный книгами хлипкий письменный стол, из-под которого выглядывала пара табуреток. К стене у печки был примастырен рукомойник с подставленным помойным ведром. Другой мебели в комнате не имелось.

Впрочем особенных неудобств Антон не испытывал. Сухонькая, прихрамывающая хозяйка сновала по дому бесшумно, словно подбитая, но шустрая птичка, Антона не отвлекая. Правда, к курчавому, с персиковыми щеками постояльцу зачастили гостьи. Но и тут все решалось полюбовно – к обоюдному удовольствию, Антон подносил старушке бутылочку красного. Тетя Паша принималась кокетливо отказываться, но крылья сизого ее носа предательски подрагивали. Наконец, с ужимками прихватив поднесенное, уходила к себе и больше в этот день своим присутствием не докучала.

Под стать убогому подвальчику был и зачуханный дворик, образованный тремя обшарпанными – пятидесятых годов – двухэтажками. Из Антонова оконца как раз открывался чудный, почти швейцарский вид: округлая, будто озерцо, лужа, посреди которой вмерзло проржавевшее до ажурности ведро. То и дело со двора доносилось металлическое позвякивание, – посетители пивбара по соседству, заскакивавшие в подворотню справить малую нужду, выцеливали в ведро.

Антон легко научился обходиться без родительской поддержки. Хотя именно сейчас железный тыл ему бы не помешал.

Вот уж четвертый месяц Антон Негрустуев значился кандидатом на исключение из университета – в связи с неудами по земельному праву. И через полторы недели должна была состояться переэкзаменационная комиссия.

Курс земельного права читал профессор Суханов. Студенческая молва определяла его как человека болезненно самолюбивого. Поэтому студенты аккуратно посещали его лекции и переписывали их друг у друга. Антон же ходил только на те лекции, на которых, как считал, может получить что-то, чего нельзя найти в учебниках. К экзамену Антон подготовился основательно, к тому же удачно вытащил билет, чувствовал себя вполне уверенно и в ожидании очереди с интересом изучал грозного профессора.

Говорят, в человеке до восьмидесяти процентов жидкости. Глядя на Григория Александровича Суханова, поверить в это было решительно невозможно. Григорий Александрович был тощ, желчен и волокнист, словно копченый сыр чечел. Длинные ноги его торчали из-под стола подметками наружу, – неподвижные, как протезы. Обтянутые по деснам щеки, пергаментный, помятый подбородок и горящие сухим блеском глаза поражали всякого, кто с ним сталкивался. И – пугали. Удивили они и Антона, когда вышел он отвечать. Но – не сбили. Все-таки перед экзаменом для крепости духа он заскочил в кафе «Белый аист», где остограмился.

«Билет № 8», – еще не дойдя до стола, решительно объявил Антон. Памятуя, что крепости берутся натиском.

– Вы кто? – удивился Суханов.

– Студент Негрустуев, – Антон положил раскрытую зачетку.

– А…что-то я вас прежде не видел?

– Так и я вас не видел, – коньяк побежал по жилам.

– Важно, кто и где не видел, – в блеске глаз Суханова добавилось чуть-чуть веселья, будто в воду капнули марганцовки. – Я вас на своих лекциях не видел.

– Я не ходил.

– Вот как? И чем, позвольте полюбопытствовать, вы были так заняты, что не снизошли?

– На бильярде в Доме офицеров играл, – бухнул честный Антон. Готовившийся за соседним столом староста группы с чувством постучал себя по лбу.