Сделай ставку и беги

Этим «доложишь» Иван словно определил водораздел в их отношениях.

В кабинет без предупреждения влетела Анжела.

– Ванюш! Мне позвонили из пресс-службы, – предложили на завтра два билета на «Юнону». Я подтвердила!

Тут она заметила утонувшего в кресле Антона. Слегка смешалась.

– А мне Маргелыч не сказал, что вас двое. Привет, Антон!

– Привет! – улыбнулся Антон. Девушка оставалась такой же свежей, как в тот день, когда появилась здесь впервые. Правда, на смену провинциальной робости пришла бойкость ухоженной, благополучной москвички. Глядя на появившуюся гламурность, Антон иногда сожалел о прежней девчушке с вавкой на губе.

Анжела перевела требовательный взгляд на Ивана:

– Так что, пойдем? Или опять, как сегодня, придется одной вечер коротать?

– Да сходим, конечно, – любовно пробасил Иван. Оглядел пухлые, выглядывающие из-под короткой юбчонки ножки. Облизнулся. – Только перед этим на часик к тебе заскочим. А то не досижу!

– Что ж с тобой делать, неуёмным? – Анжела поощряюще засмеялась. – Тогда я побежала, мальчики, дел еще делать – не – переделать!

Она упорхнула с озабоченным, деловым видом. Месяц назад Иван назначил ее начальником отдела переводов, и к новой должности Анжела относилась чрезвычайно серьезно.

– Как увижу, вот здесь аж булькает, – Иван положил руку на шейную вену. – Со времен Вики такого не было. И ведь сама никогда ничего не попросила. Просто рада, что вместе. Любит, наверное, – сладостно предположил Иван.

Антон промолчал, потому что знал, – Анжеле ничего не надо просить. Влюбленный Иван, благодарный за прощение, сам искал возможность загладить причиненную обиду. Во всяком случае банковская квартира и одна из иномарок уже были переоформлены на новую владелицу.

– Я свободен? – Антон поднялся, фразой этой и суховатым тоном напоминая о происшедшем разговоре.

– Погоди! – Иван, ухватив, усадил его на место, примирительно потрепал по руке. – Давай одно с другим не мешать. Служба, как говорится, службой…Тоскливо мне, знаешь ли. Домой идти не хочется.

– Похоже, не тебе одному тоскливо. Звонила мне пару раз Таечка, – вроде как припомнил Антон. – Всё выпытывала, чем её муж таким неотложным занят, что по ночам не приходит. Извираюсь, конечно, как могу, про командировки. Но…по-моему, она догадывается.

– Та и хрен с ней! Если б не Андрюшка, разбежаться бы, да и дело с концом!

Сын, названный по деду и всё более становящийся похожим на отца, был самой сильной привязанностью Листопада.

– Чем названивать, лучше б в салон какой сходила, – процедил Иван. – Как родила, совсем себя запустила. И без того маломерок, а тут «Пицц» да «Макдональдсов» по Москве наоткрывали, так еще и толстеть начала. Говорю, – запишись в фитнесс-клуб или в эти…летка енка, трали вали всякие. Хрена там! Нам бы чего без отрыва от обжираловки. На гербалайф подсела. Жрет его немеренно, что аж шатать начало, а чисбургерами закусывает. Да и по дому не утруждается. Иной раз чистой чашки не найду. Не то шо у Анжелки. Во где всё блестит! Ждет, потому что.

Он зажмурился в предвкушении. Но тут же поскучнел.

– У нас сегодня семейный выход на «Виртуозов Москвы». Два раза уж Тайке обещал. Должен был еще дядька пойти, да заболел. Может, ты, а? – Иван умоляюще склонился к Антону. – Втроем все-таки веселее.

По тону его сделалось ясно, – в любом составе веселее. Лишь бы не вдвоем.

* * *

В концертном зале Листопад отмалчивался, сосредоточенно листая программку, и поддерживать разговор с Таечкой приходилось Антону.

Таечка и впрямь сильно изменилась после родов. Сверху осталась прежней худенькой девочкой. А вот кости таза разошлись. И теперь она стала выглядеть маргариткой, которую воткнули в широченный цветочный горшок.

Но внутренне, казалось, она осталась той же, беззаботной щебетуньей. Явно соскучившись в домашнем кругу, она рассказывала Антону о своей жизни, сетовала на трудности воспитания сына.(«Андрюшка – вылитый Ванька. Такая же шпана»). Причем трудности эти, похоже, заключались в том, что отказать сыну хоть в чем-то она не могла. Антон в свою очередь по ее просьбе вспоминал случаи из жизни «Илиса» и об остроумных решениях Листопада, позволявших выходить из трудных положений. Таечка,очевидно, лишенная всякой информации, жадно слушала. В особо острых местах вскрикивала: «Тю! Ну Ванька, еще бы! Чтоб он и не выкрутился. Этот всегда чего-нибудь удумает! Да его в самую что ни на есть Антарктиду сунь. И там чего-нибудь отмочит!» – и с обожанием поглядывала на пасмурного мужа.

Казалось, ничто не омрачает безмятежного покоя счастливой жены и матери. Лишь после концерта, улучив минуту, когда Иван отошел, Таечка вдруг сморщила носик, озабоченно притянула Антона к себе:

– Знаешь, Тошка, мне тут два раза звонили. Голоса женские. Какие-то странные. Сказали, мол, у Ваньки женщина на работе завелась. А спрашиваю, кто говорит, трубку вешают. Чудные, правда? Разве им плохо, что другим хорошо? А вдруг не врут? – Она тревожно вскинула глаза на Антона.

Антон замялся, набрал воздуха, готовясь поскладней соврать. Но Таечка, заметив беспокойство в его лице, опережая, махнула ручкой: