Сделай ставку и беги

Одним из многих направлений, что начинал «Илис», стала скупка земель при водоемах с последующим устройством рыбоводческих хозяйств. Выбирая регионы, Иван припомнил о колхозе имени Лопе де Вега и чудном заповедном озере Ледовое. Земля на берегу озера Ледовое меж Москвой и Санкт-Петербургом представлялась лакомым куском. Купить ее, а точнее взять по-дешевке в долгосрочную аренду у владельца – обнищавшего колхоза имени Лопе де Вега, – казалось, не составит труда. Тем более, что председатель колхоза Фомичев рад был избавиться от некультивируемых земель, за которые его вечно трясли в районе, хотя бы и за бесценок. Так бы и получилось, если бы не внезапные конкуренты. К моменту, когда сотрудники «Илиса» во главе с Маргеловым добрались до Удельска, на землю предъявила права немецкая инвестиционная компания, задумавшая поднять на берегу Ледового сеть курортных отелей.

И тот же Фомичев, нежданно оказавшись меж двух покупателей, вдруг надул щеки, выпятил живот и начал бессовестно жилиться. Ни одна из сторон уступать не хотела, и цены взметались всё выше, подбираясь к порогу рентабельности.

К тому же в районе вдруг объявились тверские братки, выступившие посредниками немцев, и «объявили сотрудникам «Илиса» предъяву». Положение стало критическим. Перетрусившему Маргелову пришлось докладывать о неудаче президенту компании.

– Может, ОМОН из Москвы подгоните? – робко попросил он.

Листопад приехал сам и, как всегда, поступил совершенно не так, как можно было бы предположить.

Он явился к главному редактору районной газеты «Вече Удельска» и провел в его кабинете более полутора часов.

Из кабинета вышли одновременно. Листопад вернулся на Ледовое, а главный редактор, оставив газету на ответсекретаря, срочно уехал в район, в командировку.

А еще через два дня разразилась неприятная сенсация. «Вече Удельска» опубликовало статью бывшего школьного учителя, известного краеведа, к слову которого прислушивались даже московские историографы. Сравнительное изучение старинных рукописей и преданий привело пытливого исследователя к скорбному выводу, что в районе озера Ледового должен находиться тайный чумной схорон.

Впрочем, в конце статьи оговаривалось, что выводы эти предварительные и нуждаются в дополнительной проверке в архивах соседней Новгородской области. Но немцы ведь нюансы русского языка не постигли. А потому в тот же день дунули из-под зачумленного Ледового, как их предки от Чудского озера.

Пришлось строптивому Фомичеву, дабы не потерять последнего покупателя, соглашаться на условия, продиктованные Листопадом. Так что земля все-таки досталась почти даром. Если, конечно, не считать расходов на новые «Жигули» для главного редактора и моторную лодку, без которой вдумчивому краеведу никак не удалось бы разрешить возникшие сомнения насчет загадочной бубонной чумы. Правда, «не при делах» остались обиженные тверские братки. А поскольку возводить хозяйство предстояло на их территории, Иван порешал и это. Вызвал на переговоры старого знакомца Феликса Торопина, к началу девяностых превратившегося в общепризнанного центрового.

Узнав, каким ловким манером Листопад избавился от конкурентов, Феликс лишь оскалился озадаченно: «Да, мудёр ты, Листопадина».

Впрочем и сам Феликс за эти годы помудрел. Сообразив, что часть лучше, чем ничего, здравомыслящий Торопин согласился и на умеренный откат, и на «крышевание» нового строительства.

В тот же день компания «ИЛИС» и колхоз имени Лопе де Вега подписали договор о передаче приозерных земель в долгосрочную аренду.

Эту-то сделку и обмывали в Гостевом домике.

Могло, правда, оказаться, что дешевизна приобретенной земли – тот самый бесплатный сыр в мышеловке.

Для создания рыбоводческого хозяйства требовалось перевести приобретенные земли в новый разряд. Сделать это без согласия области было невозможно. А областью по-прежнему руководили те, с кем Листопад схлестнулся, будучи кооператором. Так что он не слишком удивился, когда из Твери примчался Звездин и, упиваясь торжеством, от имени дружков из облисполкома выкатил ему сумму, многократно превышающую стоимость покупки.

Иван как раз прикидывал, кого в Москве подключить к решению возникшей проблемы. И тут подвыпивший Антон принялся повествовать о своей одиссее, приведшей его в Удельск, и о том, как удалось ему вызволить бравого егеря Кравчука.

Воодушевленный общим вниманием, а особенно интересом сексапильной брюнетки, что по знаку Листопада подсела поближе, Антон рассказывал с аппетитом. Особенно о том, как Звездин принял его за ревизора. Теперь всё это казалось ему смешным.

Иван сперва от души гоготал вместе с остальными. Потом смех оборвал и прищурился, как у него бывало, когда в голову приходила удачная идея. А перебоя с идеями у Листопада по-прежнему не было.

– Так чем твоя проверка для областного кодла закончится? – полюбопытствовал он.

Антон поскучнел:

– Да ничем. Формально-то они в стороне. Понятно, Шмелева снимут. Еще двух-трех стрелочников. И всё.

– И всё, – задумчиво повторил Листопад. – Ты в Москву как будто через Тверь возвращаешься?

– К матушке обещал заехать. Просит картошку перекопать.

После того, как советские профсоюзы разогнали, уволили и Александру Яковлевну. Привыкшая состоять на госдовольствии, подкожных запасов она не накопила, так что поневоле пришлось приспосабливаться к скудной пенсионной жизни. В результате павловской денежной реформы с прилавков исчезли продукты, и страна два года трепетала в ожидании голода. Каждый приготовлялся к нему как мог. Многие вскладчину брали пустующие участки земли, сажали на них картофель, а ближе к осени организовывали дежурства по охране взрастающего богатства от лихоимцев. Взяла три сотки на берегу Волги и Александра Яковлевна. И хоть угроза голода вроде бы отступила, она продолжала, как и другие, ходить на дежурства. А вот окучивать и перекапывать в одиночку стало уже тяжело.

– Тогда завтра со мной поедешь. А потом вместе до Москвы, – безапелляционно, как прежде, объявил Листопад. Он уже принял какое-то решение. И, похоже, решение это ему самому понравилось.

– Здесь ты своё дело честно сделал! Так, Петрович? – Иван хлопнул по плечу пьяновато пригорюнившегося Кравчука. Противоречивые чувства раздирали егеря. С одной стороны, оказалось, что его принудили сидеть за одним столом с губителями мать-природы, с теми самыми, что захватили берега озера Ледового. Надо бы встать и уйти. Но уж больно задорно зыркала сисястая девка с краю стола. От взглядов ее у Петровича сладко ныли нижние клыки. Все-таки чувство долга возобладало, – он оттолкнул листопадову лапу.

– А вот не выйдет у тебя ничего, – объявил он – с непримиримостью. – Знаю, чего добиваешься: водоотводную зону под себя подмять. Катера да дебаркадеры всяка разно вонючие понаслать, мальков стрёмных в воду понапускать, да и засрать всё вокруг. Вотушки у меня! Думаешь, напоил, так купил? А я и пьяный за мать-природу постою. Не отдам, понимаешь, землю на растерзание.

Телохранители набычились, остальные принялись недобро переглядываться. Все, кроме Листопада.

– Вот это так молодец! – он любовно потрепал ершистого егеря по полированной лысине. – Жаль, мало таких осталось, неподкупных. Один против всех супостатов стоял. Ништяк, Петрович, теперь вместе постоим. Рядом подопру, плечо к плечу! А с озерной зоной не кручинься, – передвинем на планах куда надо. Завизируем, и – всё срастется. Была водоотводная, станет обычной – луговой.

Кравчук упрямо смахнул поглаживающую ладонь, грозно поднялся.

– Не на планах! По жизни! – прорычал он. – Мне народ озеро доверил. И я его не предам ни за ради хоть таких как ты!

– Та не принимай в голову, – беззаботно утешил распалившегося правдоруба Иван. – Лучше скажи спасибо, что отбил твою землю от немца поганого. А уж меж собой порешаем полюбовно. Как русак с русаком. Найдем консенсус. Не о том думаешь, друг Петрович. Вижу теперь, что не районного уровня ты человечище, чтоб на мелких чиновных сошек себя разменивать. Для больших свершений созрел. Правильно тебя народ в Верховный Совет двинул. Вот где будет размах, раздолье! На всю Россию твой непримиримый глас прогремит!

– Прогремит, как же, – Кравчук закручинился. – Кто ж меня туда пропустит? Спасибо, конечно, мужикам за доверие, но… Знаю я этих шустриков. Затравят, обоврут по самое не балуй и выплюнут. Хорошо если не назад в тюрьму.

– Вот ведь человек – маловерище! – Иван укоризненно нахмурился. – Ты меня в этой жизни держись. И всё срастется. Скажи, я тебе соврал когда? Хоть раз в жизни?!

– Да вроде… – Кравчук озадаченно приоткрыл рот.

– То-то! Я тебя из тюрьмы вытащил?

– Ты?

– А кто своего другана на выручку прислал?

Антон поспешно убрал глаза.

– И в Совет так же протащу. Потому как достоин. Ты цены себе, Петрович, не знаешь. Вот скажи, сидел за народ?

– Так э…всего сутки.

– Да, маловато, – огорчился Иван. – А, с другой стороны, кто там за тобой считает? Главное, факт. Нынче кто сидел, тот и страдалец. Да я тебя с такой выдающейся биографией не то шо просто в Совет, сразу в комитет по экологии турну. Там и возвысишь свой голос за природу! Мать ее так.

Кравчук, затихнув, с детским мечтательным выражением слушал витийствующего Ивана. Кажется, он и впрямь видел себя на всесоюзной трибуне, произносящим громокипящую природоохранную речь.

– Большие дела тебя ждут, Петрович, – объявил Иван. – А пока сил набирайся. Сходи вон попарься, расслабься с барышнями. Елда, она ведь тоже нам от матери-природы дана.