Сделай ставку и беги

По тому, как заботливо повлек Шмелева помдеж, легко было заметить, что к пьянкам начальника здесь привыкли. Но, несмотря на регулярные запои, любят и потому покрывают.

Еще какое-то время из коридора доносился пьяный начальственный мат.

Антон подошел к сейфу, намереваясь убрать на место недопитую бутылку. На внутренней стороне распахнутой дверцы увидел прикрепленную скотчем пожелтевшую выписку из Указа Президиума Верховного Совета за 1979 год. За задержание с риском для жизни двух особо опасных преступников старший лейтенант милиции Шмелев был награжден орденом Красного Знамени.

Антон выудил из глубин сейфа второй стакан, слил в него остатки водки, чокнулся с Указом, да и махнул залпом – в помин веселого, разудалого опера.

* * *

Александр Петрович Кравчук появился в кабинете начальника райотдела в сопровождении Пузырева. Это оказался сбитый, слегка косолапящий при ходьбе сорокалетний крепыш с огромным, налысо обритым черепом, предназначенным для двухметрового богатыря.

Кустистые, торчащие отточенными перьями брови нависали над утопленными глазными впадинами, из которых, словно из дзотов, выглядывали внимательные, пронзительные глазки.

Увидев перед собой незнакомца, Кравчук прощупал его быстрым взглядом и решительно выступил вперед.

– Заявляю, этот произвол у вас не пройдет, – пророкотал он. – Если вы рассчитываете в тюрьме сломить мою всенародную волю, так можете меня хоть казнить, хоть на кол сажать. Но и тогда не отрекусь от природы-матери и стоять за неё буду до самой крайности! Против мерзавцев, что присосались…

– Задержанный Кравчук доставлен, – с трудом втиснулся в пламенную речь Пузырев, одновременно изобразив подобие сочувствующей улыбки, – де, что хотел, то сейчас получишь.

– Почему до сих пор задержанный? – недоброжелательно спросил Антон, указав Кравчуку на стул напротив.

– Так я…вот, – Пузырев положил перед Антоном постановление об освобождении из ИВС. – Просто думал, может, вы сами захотите сообщить. Вообще-то, если что, дежурная часть рядом. Подбегут.

Намекающе козырнув, он вышел.

Кравчук беспокойно огляделся.

– Имейте в виду, я этому вашему холую уже сказал: пока не отмените незаконный арест, разговаривать без адвоката не стану. Хошь на части режь! А станете наседать, сухую голодовку объявлю.

Резать его на части у Антона не было желания, да и силенок бы не хватило. Потому он молча перевернул постановление и придвинул к доставленному. А сам с любопытством наблюдал за мимикой человека, неожиданно обретшего свободу.

– Опомнились, стало быть, – констатировал Кравчук, как показалось Антону, с некоторой досадой. Похоже, егерь относился к категории «страстотерпцев».

Он отодвинул постановление:

– Тебя, что ль, благодарить?

– Я из Москвы, проверяющий. А благодарить надо ваших товарищей. Они волну протеста подняли.

– Волну. То-то что волну, – пробурчал вместо благодарности егерь. – Побулькала и вроде как ничего не было. Вот ты зачем сюда приехал?

– Да так, сущие пустяки. Всего-навсего вас освободить, – хмыкнул уязвленный Антон.

– Ну, освободил. И что толку? Завтра уедешь. Помчишь отчитываться, что восстановил, значит, справедливость. А в чем она, ты себя спросил? Меня отпустил. Может, выгонишь кого-другого из мерзавцев. Остальные, само собой, покаются. И – заново покатило.

– Что заново-то?

– А всё! – он потряс увесистым кулаком. – Беспредельщики как были при всемогуществе, так и состоят. А стал быть, как топтали мать-природу, так заново продолжут. Взять хоть озеро наше Ледовое. Заповедное. Налетели стервятниками с разных сторон. Почуяли добычу. Уже сеткой металлической берега огородили, так что мужики из деревень подойти не могут. Поганых табличек, как это? «Приват», – понавешали. А наши районные обормоты и рады с чужой руки жрать. За бесценок в карман мать-природу запродать готовы. Что они, что председатель колхоза. Председатель – предатель! Халявщики! Делят не своё. Потому меня и загнали за тридевятьрешетку, чтоб помешать не мог. Сначала стреляли дважды, дом пожгли. А теперь вишь как – радикально. Давил и давить буду, как паразита вшу, – он ловко прищелкнул ногтем по столу, будто в самом деле вошь раздавил. – А они, как ты уедешь, меня заново посадят, чтоб в ногах не путался. Или опять, чего хуже, отмостырят. С них, безнаказников, станется. И цель свою все равно достигнут!

Озаренный неожиданной мыслью, Кравчук прервал страстный монолог и, лукаво поглядывая на москвича, задумался.

– Вот ты скажи. Тебе как важно, – отчитаться или правду истины установить?

Тяжело сопя, он навалился на разделявший их хлипкий столик.

– Желательно и то, и другое, – Антон на всякий случай отодвинулся.

– Так и я к тому! – обрадовался егерь. – Вот и давай вместе правду до конца уличим. Едем к ночи в Красный Бор. Они ж, небось, на радостях, что меня посадили, всей кодлой окаянной браконьерить затеяли. Я тебе рупь за сто даю, мы их там подсечем. Что мэра, что прокурора. А то и вместе с московскими.