Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена

Когда же Батал вернулся из первого победоносного рейда домой, Амина его, можно сказать, не узнала. Да, это был тот самый среднего роста черноволосый парень с острыми чертами лица, с карими глазами, с тем же голосом и повадками, с тем же широким шрамом на лбу, которым его еще в детстве наградил соседский мальчишка, но окружавшая его аура и неотступно сопровождавший Дух были ей совершенно незнакомы, пугали ее и заставляли сторониться мужа.

Будучи уже важной персоной не только в городе, но и во всей стране, Батал все реже мог оставаться со своей женой, и это печалило ее. Но доброе ее сердце не давало ей впасть в отчаяние, и однажды она попросила у Батала совета.

«Не найдется ли и для меня какой-нибудь работы рядом с тобой? Тогда мы оба будем работать на благо народа, не отдаляясь далеко друг от друга.»

Амина специально вынесла вперед общие цели, а свое семейное счастье отодвинула на второй план. Доброе сердце в сочетании с прозорливым умом сделали свое дело, и уже на следующий день Батал сообщил ей радостную новость.

«Я думаю, что тебе будет нелегко помогать раненым воинам, которых будут привозить в лазарет, находящийся по соседству с нашим штабом, но я буду очень рад, если ты примешь мое предложение. Мне пошли навстречу и предложили это место, когда я…»

«Я согласна! Батал, я благодарна тебе за твою помощь. Ты так быстро смог все сделать!»

Амина бросилась ему на шею и поцеловала его в колючую щеку, прислушиваясь к колебаниям его души, но ничего значимого она не почувствовала.

Словно дразня Амину и испытывая ее любовь, судьба снова и снова разлучала их, посылая Батала то в один, то в другой поход, возвращая его с победой и показывая Амине, как все дальше и дальше отдалялся он от нее в своей славе. Большей близости, чем она уже имела, Амина у мужа не просила. Она решила целиком посвятить себя своему делу, которое любила, хотя оно и было тяжелым испытанием ее воли и выносливости. Словно светильник носила она с собой по лазарету, освещая им помещения, в которые входила, потому что с каждым ее появлением лица раненых бойцов становились светлее, они улыбались и обретали надежду.

После одного из последних жестоких набегов на соседей между Баталом и Аминой в первый и в последний раз произошел серьезный конфликт. Батал вернулся домой хмурым, попросил дать ему еды и, ни слова не говоря, принялся есть. Амина суетилась вокруг стола, уходила на кухню, снова возвращалась, а потом села напротив мужа и стала ждать удобного момента, чтобы задать вопрос.

Саад обглодал все, что оставалось съедобного на яблоке, оставив только худенький скелетик на сухом хвостике с непонятно какой силой удерживаемыми бурыми косточками, и принялся неторопливо пережевывать. Солнце плавно спускалось по все гуще багровевшему у горизонта небосклону, и все четверо словно забыли о подходящей к концу истории. Саад отбросил подальше то, что осталось от огрызка яблока, и задал вопрос:

— Правда ли все то, что я знаю о вас?

Недоумевая, Я'эль, Аарон и Филипп посмотрели на него, после переглянулись…

«Правда ли, что вы мучаете пленных воинов и специально растягиваете их мучения, и тем, как именно вы это делаете, вы нагоняете ужас на наших врагов.»

Батал перестал жевать. Он глубоко вздохнул и поднял голову. Смотря любящей жене прямо в глаза, он хотел было дать ей сухой, однозначный ответ, способный пресечь вероятность возникновения подобных вопросов в будущем. Но ее взгляд, полный надежды на то, что все, что она слышала, было клеветой, не позволил жестокому Духу открыть рот. В течение нескольких мгновений он принял решение солгать Амине.

«Нет, это неправда», ответил наконец Батал, стараясь нежно улыбаться.

«Нет, это неправда», повторила Амина с искренней, но полной печали улыбкой. Конечно же, она поняла, что его ответ на самом деле был неправдой, и двусмысленно звучали ее слова.

«Не слушай никого, кроме меня. Не спрашивай ни у кого, кроме меня. Не говори о наших делах ни с кем, кроме меня. Ты все поняла?» — размеренно но нескрываемо жестко спросил Батал, заворачивая в хлеб большой кусок жареного мяса с зеленью.

Будучи не в состоянии сдержать слезы, Амина закрыла лицо полотенцем, которое держала в руках, и молчала, молчала до очередного выдоха, вылетевшего из ее груди отчаянной птицей крика.

«Это не проходит без следа! Батал, так нельзя! Батал, нельзя! Они такие же люди, как и мы! Такие же солдаты, как и ты, такие же жены, как и я!»

Крик Амины поначалу ошеломил Батала. Он вздрогнул и, раскрыв от удивления рот, слушал ее причитания, не в состоянии даже встать со своего места. Но уже через несколько секунд его Дух вновь овладел ситуацией.

«Амина!»

Батал встал из-за стола. Голос его, словно усиленный десятикратно, продолжал эхом отражаться от стен, посуды, полок и шкафов, когда убитая горем женщина наконец замолчала.

«Амина, пойми: они пришли на нашу землю с оружием и они не остановятся по своей доброй воле. Остановить их сможет лишь моя, пусть злая, но моя собственная воля!»