Что-нибудь о тюрьме и разлуке,Со слезою и пеной у рта.Кострома ли, Великие Луки —Но в застолье в чести Воркута.Это песни о том, как по справкеСын седым воротился домой.Пил у Нинки и плакал у Клавки —Ах ты, Господи Боже ты мой!Наша станция как на ладони.Шепелявит свое водосток.О разлуке поют на перроне.Хулиганов везут на восток.День-деньской колесят по отчизнеЛюди, хлеб, стратегический груз.Что-нибудь о загубленной жизни —У меня невзыскательный вкус.Выйди осенью в чистое поле,Ветром родины лоб остуди.Жаркой розой глоток алкоголяРазворачивается в груди.Кружит ночь из семейства вороньих.Расстояния свищут в кулак.Для отечества нет посторонних,Нет, и все тут, — и дышится так,Будто пасмурным утром проснулся,Загремели, баланду внесли, —От дурацких надежд отмахнулся,И в исподнем ведут, а вдали —Пруд, покрытый гусиною кожей,Семафор через силу горит,Сеет дождь, и небритый прохожийСам с собой на ходу говорит.1984
«Поездка: автобус, безбожно кренясь…»
П. М.
Поездка: автобус, безбожно кренясь,Пылит большаком, не езда, а мученье.Откуда? куда он? на Верхнюю Грязь?Из Лога? в Кресты? — не имеет значенья.Попутчики: дядя с двуручной пилой,Две тетки, подросток с улыбкой острожной,Изрядно поддавши мужик пожилойИ в меру поддавши рабочий дорожный.Кто спит, кто с похмелья, кто навеселе.В проеме окна поднебесное поле.Здесь все — вплоть до Гундаревой на стекле —Смесь яви и сна и знакомо до боли.Встречь ветру прохожая тащит ведроБрусники и всякую всячину в торбе.Есть сходство с известной картиной Коро,Но больше знакомых деталей и скорби.Все это, родное само по себе,Тем втрое родней, что озвучено солоНа третьей, обещанной грозной трубе,Той самой. И снова деревни и села.И надо б, как сказано, в горы бежать,Коль скоро вода от полыни прогоркла.Но наша округа — бескрайняя гладь,На сутки пути ни холма, ни пригорка.1987
«Не сменить ли пластинку? Но родина снится опять…»